В одиннадцать Алиса ушла с поля, торопилась сготовить обед: когда в доме чужой человек, надо подавать на стол вовремя. Свекровь пошла с ней.
— Не стану я тут одна на солнце печься.
Напившись на кухне воды из ведра, Лизета исчезла за своей цветастой занавеской: устала.
Почистив и поставив варить картошку, Алиса побежала к лесной опушке, где Петерис устроил загон. Алиса думала, что коровы уже нетерпеливо мычат, сгрудившись у ворот, но даже смышленая Зималя не откликнулась на певучее «домой, домой, домой…». Сегодня у коров были заботы поважней — у пестрой Индры началась течка. И только их выгнали из загона, как они понеслись по овсяному полю. Это увидел Петерис и закричал издали:
— Не умеешь управляться со скотиной, оставь!
Мужчины поспешили на помощь.
Все уже поели, когда Алиса, подоив коров, вошла на кухню.
— Что будем с Индрой делать?
— Надо вести к быку! — Петерис деловито ковырял в зубах.
— Может, отведешь?
У Алисы вырвалось это совсем невольно.
— Больше мне делать нечего, как с коровой шляться! — рассердился Петерис.
Петерису и в самом деле было некогда. Теперь, когда рядом работал за деньги человек, дорога была каждая минута.
В Осоковой низине быка не было. Из тринадцати новохозяев никто такую роскошь себе позволить не мог, и коров водили на случку за три-четыре километра, за лес, где находилось старое хозяйство.
— Сынок, хочешь повести со мной Индру?
— Хочу!
Алиса отрезала ломоть хлеба и сунула в фартук. Скорее для коровы, чем для себя.
Индру подгонять не приходилось. Она была уже не так молода и наивна, чтоб не понимать, куда ее ведут, сама рвалась вперед, наступала Алисе на пятки, дергалась. Ильмар с хворостиной едва поспевал за ней.
Перед усадьбой «Силпетеры», куда Виксны обычно водили коров, Алиса сказала Ильмару:
— Обожди меня тут, под березами! Посиди в тени. Надоест, собери цветочков. Поставим дома в стакан. Ладно, сынок?
— Не хочу оставаться здесь.
— Тебе со мной нельзя.
— Почему нельзя?
— Ты еще маленький.
Мальчик нахмурился, но остался. Он был приучен слушаться по-хорошему.
Когда Алиса с Индрой вернулись, Ильмар еще издали закричал:
— Я тебя так ждал!
— Ты хороший мальчик. Букетик нарвал?
— Вот: незабудки. Нашел в канаве.
На обратном пути было труднее. Корова не хотела идти, утомился и Ильмар. Но больше всех устала сама Алиса. В лесу, где не было ветра, на песчаной раскаленной солнцем дороге, у Алисы заболело сердце. Она привязала корову у коновязи перед кладбищем и легла на мох.
— Что с тобой?
— Ничего, пройдет.
— Мне тоже худо.
— Очень?
Ильмар улегся рядом с Алисой и заохал.
— Кто так страшно охает?
— Бабушка.
— Нехорошо про свою бабушку так говорить.
Мальчику быстро надоела роль больного. Он поднялся, подошел к новым, недавно выкрашенным деревянным воротам, осмотрел их, вернулся.
— Мама, пойдем на кладбище!
— Сходи, детка, один.
— Я боюсь покойников.
— Покойники ничего тебе не сделают. Они рады, когда их навещают.
Недавно жителям Осоковой низины отвели место для собственного кладбища. Со стороны дороги огородили его штакетником, с другой стороны прибили к столбам жерди, как у загона. Косули без особого труда преодолевали это препятствие и беспечно разгуливали по могильным холмикам.
Глядя вверх, в высокое голубое небо, Алиса ощутила, как ее тело притягивает земля. Казалось, сквозь тонкий мшистый покров она все глубже погружается в холодный песок. Может быть, еще недолго, и Алиса тоже обретет вечный покой там, за выкрашенным в белый цвет штакетником. Алиса никому еще об этом не говорила. Страшно было говорить, не хватало смелости. Боялась сама поверить в э т о.
Алиса последнее время чувствовала себя неважно. В полдень ее охватывала какая-то непонятная тревога, а иногда — сильная усталость, у нее пылали щеки. Зимой Алиса переболела гриппом, после этого долго держалась повышенная температура, но из-за нескольких лишних делений грешно было лежать в постели. Алиса посчитала себя здоровой и спрятала термометр в шкаф.
Когда на деревьях распустились листья, умерла от чахотки жена хромого Ванага. Сам Ванаг пил, а жена, задавленная жизненными тяготами, своей болезнью и ненавистью Брувериса, с соседями почти не общалась. Алиса несколько раз навестила больную. Петерис был против, говорил, не принесла бы в дом беду, но она считала это своим долгом перед покинутой всеми женщиной. Хотя опасалась и сама — не столько за себя, сколько за ребенка, еще заразит его. После смерти соседки Алиса опять стала мерить температуру и, к своему ужасу, обнаружила, что после полудня у нее небольшой жар, который к вечеру спадает. Именно так начинала болеть соседка.
Однажды в воскресенье, продав на рынке в Бруге масло, Алиса оставила лошадь на постоялом дворе и пошла к знаменитому Зильберману. Врач послушал ее, расспросил, послал на рентген. Алиса переживала из-за того, что тайно истратила столько денег, но не хотела заранее никого огорчать и пугать.
Когда Алиса через неделю снова пришла к Зильберману, он, рассмотрев непонятные тени на целлулоидном листе, спросил:
— Какие у вас дома условия?
— Не могу жаловаться. Хорошие.
— Процесс у вас только начался. Так что хороший уход, правильное лечение — и вы поправитесь.
— У меня начался процесс? — спросила Алиса, толком не понимая смысла этого слова.
— Да, это может быть и туберкулез. Я искренне советую как можно скорее поехать в санаторий.
— А так пройти не может?
— Все возможно, но я на месте вашего мужа сразу послал бы вас в санаторий.
Алиса поблагодарила, уплатила за прием и в полной растерянности отправилась на постоялый двор. С той