Сказано все это было таким подобострастным тоном, что Адам, поморщившись, даже отвернулся, чтобы Мергатройд не увидел выражения его лица.
Поскольку хозяин ничего не ответил, дворецкий осторожно осведомился:
– Может быть, что-то еще, сэр? Я хочу сказать, кроме копченой сельди?
Повернувшись к Мергатройду, Адам с отвращением подумал: „Какой же ты, однако, братец, дурак и подхалим!”
– Я полагаю, надо бы разжечь огонь в камине, – произнес он ледяным тоном.
– Прошу прощения, сэр? – переспросил дворецкий взволнованно. Быстро глянув на пустой камин, он обругал про себя Эмму последними словами.
– Я же ясно сказал: разжечь огонь в камине! – повторил сквайр. – Тут от холода замерзнут яйца даже у бронзовой обезьяны...
Адам, прикрыв рот рукой, закашлялся, в глазах при виде растерянности Мергатройда мелькнул огонек ехидства.
– Хм-хм... Попытаюсь выразить это по-другому. Температуру в комнате сегодня утром можно сравнить разве что с Арктикой. Сдается мне, что я держу достаточный штат прислуги, чтобы можно было снарядить в плавание целый линкор. А между тем я не могу добиться, чтобы в доме были обеспечены самые элементарные условия...
Все это было произнесено, несмотря на крайнее раздражение, в котором пребывал сквайр, в его обычной сдержанной манере: высказывать свои истинные чувства было не в его правилах, особенно когда речь шла о слугах.
„Дьявол! Ну и настроеньице сегодня с утра у моего хозяина!” – подумал дворецкий, но сказал в своей обычной приторной манере нечто совсем другое:
– Я искренне перед вами извиняюсь, сэр! Но дело в том, что Полли нездорова, а другая девушка сегодня припозднилась. Уж я ли не слежу за ними весь день, но вечно эти девицы увиливают от работы. Я говорил горничной насчет камина Бог знает сколько времени тому назад, а она...
– Хорошо, а с вами-то что, мой милый, все в порядке? – мягко оборвал его Адам, но глаза его при этом холодно блеснули.
На печальном лице дворецкого появилось испуганное выражение.
– Все! Все в порядке, сэр. Я сейчас же этим займусь. Сию же секунду, – заторопился он, униженно кланяясь.
– Так занимайтесь!
– Слушаюсь, сэр! Сейчас все будет в порядке. – И он, снова поклонившись, попятился из комнаты.
– Да, Мергатройд!
– Что, сэр?
– Приехал этот моряк из Лидса? Молодой О'Нил?
– Да, сэр. Приехал. Сегодня рано утром. Я уже передал ему список дел по ремонту здания, сэр.
– Прекрасно. Позаботьтесь, чтобы в его распоряжении было все, что требуется для работы. И чтоб с едой у него не было никаких проблем. И со всем остальным.
Мергатройд кивнул, явно удивленный, с какой это стати сквайр проявляет подобную заботу о каком-то обыкновенном работнике, нанятом для ремонта. „Тут что-то нечисто, – решил он, – и надо бы попробовать разобраться”.
– Сделаю все как надо, сэр. Можете на меня положиться. Я еще никогда вас не подводил. И раз уж мы об этом заговорили, меня интересует: какую сумму вы намерены положить ему в неделю?
Хитрые глазки дворецкого неотрывно следили за лицом сквайра.
– Я уже говорил вам вчера вечером, что эта сумма составляет одну гинею в неделю, – нахмурившись, ответил Адам. – У вас что, память начинает пошаливать?
– Вообще-то нет, сэр. Но тут, должно быть, у меня это просто вылетело из головы.
– Так, так. Ну, ничего страшного. А пока что я бы попросил вас как можно скорее заняться моим камином. А то я скоро превращусь в кусок льда. И еще, если это, конечно, не слишком для вас обременительно, я хотел бы, чтобы мне принесли стакан горячего чаю, Мергатройд.
Ирония, прозвучавшая в словах сквайра, не осталась незамеченной его дворецким.
– Сейчас будет подано, сэр! – засуетился он и, снова поклонившись, поспешно удалился, кипя злобой не только на кухарку и бестолковую горничную, но пусть в меньшей степени и на самого сквайра. – Пить по ночам бы не следовало, тогда и настроение с утра не такое бы было, – ворчал он себе под нос, осторожно прикрывая за собой дверь.
Адам, прищурившись, посмотрел ему вслед. Что-то в последнее время Мергатройд стал проявлять странную забывчивость. Особенно в том, что касается денежных вопросов, и прежде всего оплаты наемных работников, которых время от времени приглашали в Фарли-Холл. Слишком уж он прижимист, и это внушает серьезные опасения. Тревожило сквайра и другое: при своем полном невнимании к окружающим Мергатройд, должно быть, был настоящим тираном по отношению к прислуге, которая находилась в его подчинении там, внизу, куда сам сквайр никогда не спускался.
В замешательстве покачав головой, Адам снова посмотрел на свое фотоизображение, напоминавшее о днях его молодости. Собственно говоря, ему вовсе не было нужды еще раз видеть себя в гусарской форме, чтобы вспомнить о несостоявшейся военной карьере. В последнее время он и так весьма часто об этом думал. Теперь ему казалось, что вся жизнь могла бы сложиться совсем по-иному, не отвернись он от своей путеводной звезды, сулившей ему успех на военном поприще. А все из-за привязанности к отцу. Увы, сейчас слишком поздно сожалеть о минувшем, но что делать, если сожаления эти мучают его до сих пор.
Сейчас, стоя в этой темной холодной комнате, Адам как бы вновь увидел себя молодым. Вот он, честолюбивый юнец, приезжает на каникулы домой из Итона и с жаром, почти граничащим с фанатизмом, объявляет своему отцу, что намерен идти служить в армию. Отец буквально ошарашен этим известием. Более того, он категорически возражает против подобного решения сына и попросту отказывается даже обсуждать его.
Но, вспоминает Адам, его решимость была поистине непреклонна: в конце концов упорство сына в сочетании с тактикой убеждения помогли внушить отцу, что Фарли-младший действительно не мыслит для себя другой карьеры, кроме военной. И старый сквайр согласился скрепя сердце на то, чтобы его сын отправился сдавать вступительные экзамены в Сандхертский военный колледж, что не составило для него никаких трудностей. „В общем, – подумалось сейчас Адаму, – отец вел себя в высшей степени порядочно”, – и в сыновнем сердце при воспоминании о старом сквайре шевельнулось чувство нежности.
Ричард Фарли, его отец, был типичным уроженцем Йоркшира, напористым и громогласным. Один из наиболее могущественных и богатых промышленников Северной Англии, он обладал интуицией заядлого игрока, чувствующего, когда надо не упустить свой шанс, проницательностью в деловых вопросах и умом, не уступавшим в остроте стальному лезвию бритвы. Как только выяснилось, что сын его считается в своем военном училище образцовым кадетом, отец не стал скупиться ни на моральную, ни на материальную поддержку. Так что, когда Адам изъявил желание поступить в кавалерийский полк (наездником он был превосходным), отец употребил все свое влияние, чтобы мечта сына сбылась. Богатство и политические связи Фарли-старшего обеспечили Адаму поступление в Четвертый гусарский полк. Двести фунтов стерлингов в год, в которые должен был обойтись патент на получение офицерского звания, не являлись для него сколько-нибудь серьезной помехой, так же как покупка двух лошадей и их содержание, не говоря уже о пони для игры в поло, которых он приобрел для своего младшего сына. Знаток человеческой души, он увидел в Адаме те качества, которые идеально соответствовали характеру настоящего солдата: острый ум, дисциплинированность, чувство чести и храбрость. Будучи не чужд романтики, Адам жаждал приключений за рубежами своей страны. Приверженец честолюбивой политики королевы Виктории, направленной на укрепление Британской империи, Адам Фарли горел желанием послужить родине и королеве.