Мергатройд злобно поглядел на миссис Тернер, но ничего ей не ответил. Блэки, глядевший на лицо дворецкого с зоркостью ястреба, заметил, однако, как лицо дворецкого передернулось от страха. „Да он трус! Жалкий трус! – промелькнуло у него в голове. – Презренный негодяй. Раздулся, как индюк!”
Кухарка с отвращением отвернулась от Мергатройда и подошла к Эмме, стоявшей на коленях и аккуратно собиравшей в корзину все, что оттуда выпало.
– Как ты, девочка? – участливо спросила она.
Эмма подняла голову и медленно кивнула. Ее лицо казалось вырезанным из мрамора – во всяком случае оно было столь же неподвижно. Вся ее жизнь сосредоточилась только в одних глазах, ставших теперь совсем малахитовыми. И глаза эти пылали ненавистью к Мергатройду.
– Сейчас я возьму мокрую тряпку и вытру порошок, – тихо ответила девушка, скрывая за этими словами душивший ее гнев.
Теперь все свое внимание дворецкий обратил на Блэки. Он неторопливо прошествовал в глубь кухни, делая вид, будто ничего не произошло.
– Вы, как я понимаю, О'Нил? Моряк из Лидса? Сквайр говорил мне, что вы должны были появиться у нас сегодня рано утром. – Окинув Блэки взглядом своих холодных глаз, он одобрительно кивнул. – Вижу, ты парень не из слабых. Это хорошо. Наверно, не чураешься никакой работы, а?
Блэки потребовалась вся его выдержка, чтобы ответить дворецкому с надлежащей любезностью. Выбора у него, он знал это, не было. Сглотнув стоявший в горле комок, он произнес как можно более официальным тоном:
– Да, это я и есть. Как только вы сообщите мне необходимые подробности, я готов приступить к работе.
В ответ на эти слова Мергатройд вытащил из кармана клочок бумаги и протянул его ирландцу.
– Тут все написано. Надеюсь, читать вы умеете?
– Да, умею.
– Ну вот и отлично. Теперь насчет оплаты. Пятнадцать шиллингов в неделю и полный пансион на все время работы. Такие распоряжения оставил мне сквайр. – Глаза дворецкого хитро прищурились.
Блэки понимающе улыбнулся, но тут же заставил себя принять серьезный вид. „Да этот мошенник хочет меня одурачить. Дьявол, а не человек!” – подумал он, но вслух произнес:
– Нет, сэр. Речь шла не о пятнадцати шиллингах, а об одной гинее. Об этом со мной лично договаривался сам сквайр, когда приезжал к нам в Лидс. Одна гинея и ни шиллингом меньше, мистер Мергатройд.
Глаза дворецкого полезли на лоб от удивления.
– Ты что, серьезно думаешь, будто я могу поверить, что наш хозяин сам приезжал к вам в Лидс, парень? Такими пустяками всегда, чтоб ты знал, занимается его агент в городе, – торжественно объявил он.
Пристально вглядевшись в лицо дворецкого, Блэки удостоверился, что тот совершенно искренен в своем удивлении, и его красивый ирландский рот расплылся в улыбке.
– Ручаюсь головой, что приезжал сам сквайр, чтобы повидаться со мной и с моим дядей Пэтом. У нас, чтобы вы знали, свое небольшое дело. Он договорился с нами, чтобы я занялся ремонтом в Фарли-Холл, а мой дядя Пэт в Лидсе, в типографии и на текстильной фабрике. Что касается оплаты, то я точно помню, о какой сумме мы условились. Может, вам просто стоит уточнить это у самого сквайра? Тут явно какая-то ошибка, так я думаю.
Закончив свою тираду, Блэки довольно усмехнулся про себя. Дворецкий, он это видел, был не только взволнован, но и крайне раздосадован тем оборотом, какой принимали события.
– Я непременно переговорю со сквайром! – зло огрызнулся Мергатройд. – Должно быть, он забыл, о чем там с вами уславливался в Лидсе. Оно и неудивительно, ведь у него есть дела и поважнее, о которых ему надо помнить. Ну а ты пока что можешь приступать. Сходи в конюшню и найди там старшего конюха. Он покажет, где что лежит, и отведет в комнату, где ты будешь спать. Она как раз там и находится – над конюшней.
Кивнув Блэки, чтобы дать тем самым понять, что аудиенция окончена, дворецкий уселся за кухонный стол, объявив во всеуслышание:
– Мне чай и бутерброд с ветчиной!
Метнув на него злобный взгляд, кухарка принялась нарезать булку хлеба с такой свирепостью, что со стороны могло показаться, будто режет она не хлеб, а ненавистного ей дворецкого.
Подобрав с пола свой мешок, Блэки перекинул его через плечо. Эмма между тем все еще собирала рассыпавшиеся возле лестницы тряпки, щетки и порошки.
– До вечера, крошка, – тихо произнес ирландец, проходя мимо девушки и приветливо ей улыбаясь.
– Да, если только я успею все закончить к тому времени, – проговорила Эмма сквозь зубы, но увидев, как сразу помрачнело лицо Блэки, тут же улыбнулась, добавив. – Успею, успею. Не беспокойтесь. – И она быстро помчалась вверх по лестнице.
Блэки открыл дверь и шагнул в холодный утренний воздух, напряженно размышляя о странном доме, куда его занесло, и о тех людях, которых он тут встретил, в особенности об Эмме, такой хрупкой и беззащитной.
В это время сама Эмма поставила свою корзину в небольшой прихожей на верхнем этаже возле ведущей на кухню лестницы. Опершись о стену, она предалась горестным мыслям. Лицо ее сморщилось, как только она вспомнила о нанесенной обиде. К тому же у нее болела от ушиба голова и в сердце кипело негодование. Дворецкий и раньше никогда не упускал случая вымещать на ней свою злобу и придираться ко всякой мелочи. „Ему просто нравится распускать свои руки, когда я попадаюсь на его пути, – решила она. – К Полли он тоже цепляется, конечно, но все-таки никогда не бывает так груб, как со мной. Если бы не миссис Тернер, он бы наверняка ударил меня и второй раз, для него это обычное дело. Ну ничего, если он не прекратит, я ему покажу!”
Подняв тяжелую корзину, Эмма медленно пошла по коридору, настороженно прислушиваясь к звукам в доме, – ведь всякий непривычный звук таил в себе опасность. Но все было тихо – в доме еще спали. В полутемном коридоре слабо пахло воском, сухой пылью и той специфической затхлостью, которая свидетельствует о том, что окна тут наглухо закрыты ставнями, а комнаты не открываются и не проветриваются. Сердце девушки сжалось: ей захотелось вернуться обратно на кухню – единственное место в Фарли-Холл, где было приятно находиться.
Несмотря на весь свой импозантный вид и богатую обстановку, особняк вызывал в ее душе неизъяснимое чувство ужаса, от которого ей всегда хотелось бежать сломя голову. Чем-то холодным и гнетущим веяло от его больших темных комнат с высокими потолками и тяжеловесной мебелью, огромных холлов и бесконечных извилистых коридоров, тянувшихся через весь дом, в углах которого пряталась тишина, а под ее покровом – многочисленные и страшные тайны. Таким был этот мрачный дом, где царили несчастье и тлен. Несмотря на кажущуюся тишину и заброшенность всюду ощущалось какое-то подспудное движение – зловещее, готовое вот-вот вырваться наружу.