сражаться за своего риара? Что ж…
Они сделали свой выбор.
Я тяну руку к мечу, который все еще мне верен. Но опускаю ее. И когда а-тэм уходит, сбрасываю тяжелую ткань с клетки, достаю мелкую пичугу. Живое сердце испуганно колотится под пальцами. Живое для мертвого. Мертвое для живого…Оборачиваюсь к разбитому железному зяблику. Скоро он снова будет петь…
…Я отшатнулась от стола. Поморгала, глядя на ладонь. Порез не открылся, но под кожей растянулась черная сеть. Я зашипела, сжала кулак, оглянулась, почти ожидая увидеть широкую спину уходящего а-тэма. Но конечно, там никого не было. Вокруг меня лишь зарастала черной плесенью старая башня, заполненная пыльным хламом. Проклятие снова наградило меня чужим воспоминанием. Но зачем? Чего от меня хотят?
– Я ничего не понимаю, – мрачно сообщила я беркуту, который скакал по столу. Заваливаться на бок он перестал и, похоже, это открытие радовало птицу. Если мертвое и непонятно как двигающееся существо вообще может радоваться!
Обвела взглядом башню. Старый хлам, непонятные воспоминания. И головная боль, зарождающаяся в висках. Что мне со всем этим делать? А главное, как избавиться от привязки к Саленгварду? Память давно умершего риара не дала никакого ответа. Да это не память вовсе, а лишь крохи. Несколько мгновений чужой жизни.
И все же… что он сделал, этот Проклятый риар? В его воспоминаниях не было ничего пугающего, но меня колотила нервная дрожь. И один взгляд на радостно скачущего беркута, у которого сквозь перья виднелись ребра, подтверждал мои догадки.
– Он придумал нечто противоестественное, – пробормотала я, переводя взгляд с пустых клеток на ржавые механизмы. – В моем мире люди научились делать железные машины, и риар изучал это искусство. Но этого ему было мало. Он желал большего. Желал управлять самой жизнью.
Потерла пульсирующие виски. Ноющая боль разрасталась, заполняя голову. Пора возвращаться. Но сначала надо найти еще кое-что.
Я вернулась на ажурный мост, и каменная кладка закрылась за спиной, едва не прищемив хвост ковыляющему следом беркуту.
– А быстрее надо лапами шевелить, – ответила я на его возмущённо открытый клюв. И хмыкнула. Боги, я разговариваю с летающим чучелом! Вот уж дожилась! Повертела головой, пытаясь сообразить, где именно находится пещера. Где-то наверху, в центре скального барельефа. Как раз там, где у изображенного в камне риара должно быть сердце.
Двинулась осторожно.
Камни расходились передо мной медленно, сонно, образуя то короткие коридоры, то длинные и узкие туннели. Иногда камни даже складывались в подобие лестницы, словно скала подставляла себя, помогая пройти. Это было странно, волнующе и совершенно невероятно. Где-то в глубине души я даже не совсем верила, что это действительно происходит.
Местами двигаться пришлось на ощупь, ламп внутри скалы, к сожалению, не развесили. Так что, увидев впереди тусклый свет, я почти побежала, а потом… оказалась в той самой пещере. Обвалившиеся камни образовали неровное окно, в котором виднелись крыши Саленгварда.
Легкий ветер едва слышно шелестел на камнях и оглаживал белесые кости.
Очень медленно я подняла голову. И поняла, что стою внутри свернувшегося кольцом драконьего скелета. Я прошла сквозь его ребра и оказалась в сердцевине. Огромный череп лежал на когда-то сложенных передних лапах, тонкие и вытянутые кости крыльев шатром прикрывали то, что издалека я приняла за черную дыру.
Опустившись на колени прямо в мелкую каменную крошку, я нагнулась, всматриваясь в черноту внутри дракона. То, что он охранял даже после смерти. Тьма лежала дегтярным озером – застывшим и безжизненным, не отражая свет и не давая бликов.
Я подалась вперед и вытянула шею. Казалось, что чернота покажет мое отражение, словно сумрачное зеркало, но тьма осталась лишь тьмой.
Я снова подняла голову, всматриваясь в пустые глазницы мертвого хёгга. Возникло жуткое ощущение, что он тоже на меня смотрит. Не просто смотрит – разглядывает. Внимательно и остро. Но это ведь тоже было невозможно. Так же невозможно, как нахохлившееся в углу чучело беркута. Как живая гора, прокладывающая для меня коридоры. Как все по эту сторону от Тумана.
– Зачем я здесь? Чего вы от меня хотите? Я не понимаю.
Тишина не ответила. Даже эхо моего возмущения слизало царившее здесь безмолвие.
Я еще постояла, ожидая новых видений или каких-то подсказок, но их так и не последовало. Как и понимания, что делать дальше с проклятием Саленгварда. Вздохнув, я поднялась. И понадеялась, что гора так же послушно меня выпустит, как и впустила.
Вот только неужели я уйду с пустыми руками. Вот ведь он – клад! Тот самый, который я так хотела заполучить! Я с сомнением осмотрела скелет. Вытянутый литой череп, огромные дуги ребер и массивные кости позвоночника. Стекающая вода стачивала кусочки левого крыла, прижатого к стене пещеры. Но чтобы оторвать крупный кусок, мне понадобится как минимум топор.
На миг я увидела в голове эту картину – я, заносящая огромное лезвие над тем, что некогда было лапой дракона. И меня затошнило. Милостивые Перворожденные! Я никогда не смогу этого сделать. Я не решусь отпилить даже крохотный кусочек хвоста! Теперь я понимала омерзение на лице Шторма. Для него создание пепла это почти… каннибализм!
Это просто отвратительно.
– Отлично, – пробормотала я, глядя в пустые глазницы Вёльхона. – теперь я в полнейшем тупике. Я не могу отдать долг конухму и не могу покинуть этот берег. Я запуталась и совершенно ничего не понимаю. Что мне теперь делать?
Останки хёгга, конечно, мне не ответили. Так что я еще раз с сожалением осмотрела скелет, вздохнула и пошла искать выход.
Глава 20
Шторм скрутил рубаху, стоя по колено в воде. Подошедший Эйтри застыл на кромке воды, негодующе скривился при виде ильха, стирающего свою одежду. Потомок снежных риаров, изгнанный из Аурольхолла, считал, что это работа для дев и пленников. Но Шторм на его негодование лишь хмыкнул.
– Говори уже, – глянул он через плечо, прищурился от слепящего, уже совсем летнего солнца.
– Твоя лильган ходила в проклятый город, – в голосе Эйтри звенели снежные вершины.
Шторм ослабил хватку, чтобы не порвать рубашку. У него было не так много одежды, чтобы портить ее от каждой плохой вести. Бросил постиранное в деревянную лохань, медленно повернулся к Эйтри.
– По земле?
Тот кивнул. Нахмурился, размышляя. И Шторм понял, что это еще не все.
– Она поднялась наверх, Шторм. И смогла войти в ворота риара. Ты знаешь, что это значит. Саленгвард зовет ее, и она откликается. Ты обязан ее остановить, пока дева не сделала то, за что придется расплачиваться нам всем!
От злости Эйтри ступил ближе, и волна, только и поджидающая, чтобы достать ильха, окатила его ноги морской водой. Эйтри зашипел ошпаренным котом, дернулся в сторону. Выругался сквозь зубы. И поднял взгляд единственного глаза на молчащего Шторма. Тот по-прежнему смотрел вдаль, и было невозможно понять, о