чем он думает. И все же Эйтри знал этот прищур и заострившиеся скулы. И потому сделал осторожный шаг назад. Уже не от шаловливой воды, а от застывшего Шторма.
– Я могу… разобраться с девой, – подумав, неуверенно уронил он.
– Не приближайся к ней, Эйтри.
Шторм не повысил голос, но его друг поежился. Лед в голосе Шторма он тоже знал и понимал, что сейчас лучше уйти. Но все же остался.
– Тогда сделай все сам, Шторм, и сделай сегодня же. В этом деле нельзя медлить. Да ты и сам знаешь. И нельзя поддаваться… чувствам. – Волна – уже не игривая, а злая, темная, лизнула сапоги Эйтри, пытаясь намочить и штаны с рубахой. Но на этот раз ильх не обратил внимания. Слишком беспокоило застывшее лицо друга.
– Да, я знаю.
– Один раз ты уже поддался голосу сердца, а не разума. И это плохо закончилось. Слишком плохо для тебя. И для…
Шторм мотнул головой, глянул в упор, и Эйтри осекся. Но упрямо продолжил:
– Ты не можешь позволить себе уязвимость. И чувства.
– Зачем ты это говоришь?
– Я вижу твой взгляд, когда ты смотришь на эту девчонку! И вижу в нем отражение той жизни, о которой ты грезишь. Но это не для таких, как мы, Шторм. Не будет никакой тихой гавани, будет лишь вот этот пустой берег и разбитые хёггкары в тени проклятого города. И это не место для любви и жалости. Не место для милосердия. Не место для будущего. Длинный день для выживания, короткая ночь для утехи. И ничего более. Последний Берег берет все и ничего не отдает, помнишь? Ты сам это сказал.
– Я ничего не забыл.
– Но ты стал желать большего!
Потемневшая вода уже окатила Эйтри с головой, но он не сводил взгляда со Шторма. Лохань выкинуло на берег, ткань рубахи трепыхалась, зацепившись за корягу. Но ильхи не обращали на это внимания. Они застыли друг напротив друга. Злой, еще более бледный чем обычно, сжимающий кулаки Эйтри и безучастный с виду Шторм. Лишь вода вокруг него заворачивалась водоворотом.
– Дев много, – глухо уронил беловолосый ильх. – На берегах фьордов, на слишком медленных хёггкарах. Бери любую. А потом забывай там, где взял. Как ты делал всегда.
– Эта дева иная.
– И что же? Ее судьба решена. И твоя тоже. Иной уже не будет! Вот она – наша жизнь!
– Ты называешь это жизнью? – усмехнулся Шторм.
– Лучше, чем разрубленная грудина и вывернутые наизнанку ребра! – Эйтри со злостью ткнул пальцем в рисунок на щеке Шторма. – Один шаг на сушу городов, и тебя убьют, сам знаешь. Варисфольд назначил за тебя награду. А дева…
Эйтри осекся, постоял, сверля друга льдом и янтарем в глазах. Нахмурился.
– Ты сам сказал, что казнить – не моя обязанность. Она услышала Зов Саленгварда и откликнулась на него. Она чужая, а мы – нет. Не рискуй нами, Шторм.
– Иди, Эйтри, – негромко отозвался Шторм. Вода вокруг него успокоилась, легла тихой гладью. И беловолосый ильх – мокрый с головы до ног – выглядел в этом спокойствии, как обгаженный кот. Зло фыркнув, Эйтри-Янтарь развернулся и ушел. Он не жалел о сказанном. И знал, что их жизнь уже нельзя изменить. А значит – и пытаться не стоит.
***
Не успела я выйти к разбитым хёггкарам, оставив позади Саленгвард и отчаянно разевающего рот беркута, как ко мне подлетел растрепанный Брик и всучил увесистый сверток.
– Альва велела передать. Сказала потом вернуть в целости. И еще сделать то, что обещала, – запыхавшись, отчитался мальчишка.
Да ничего я не обещала! Но, похоже, у беловолосой девы свое мнение на этот счет.
Я хотела расспросить Брика о предстоящей ночи и том ажиотаже, который она вызывала, но мальчишка вывернулся скользким угрем и куда-то унесся.
Я же осталась возле «Медузы» со свертком в руках. Что это такое? Похоже… Похоже, что-то из шелка и бархата. Наряд?
Да, это был он. И развернув ткань, я не сдержала восхищенного вздоха. Синее и золотое, словно прекрасная летняя ночь. Словно небо, усыпанное звездами.
Я погладила ткань, наслаждаясь ощущением шелковистой мягкости. И внезапно ощутила обиду. Мне вот такой наряд никто не подарил! Хотя разве кто-то обязан обеспечить меня расшитым шелком? Мне дали одежду – теплую и удобную, меня кормят и даже оберегают. А шелка и украшения дарят тем, кого любят. Ну или тем, с кем проводят ночи.
А я здесь… почти что Ирган!
Но ведь этого я и хотела? Быть сильной, смелой, яростной! Не быть слабой… Или по крайней мере, никому свою слабость не показывать. А вот Альва совсем другая, и свою женскую слабость применяет как оружие. И кажется, вполне этим довольна. Так, может, мне стоит хотя бы попробовать быть такой же?
– Возможно, Шторм вообще сегодня не явится, и ничего пробовать мне не придется, – пробормотала я, поднимаясь на «Медузу». Моя пыльная одежда упала на пол. Умывшись, я облачилась в шелк. Скользкая ткань обняла тело соблазнительными волнами, заплескалась у ног. Декольте оказалось глубоким, а никакого белья такое платье не предполагало. Я вздохнула, посмотрев на свою грудь. На прикосновение шелка тело отреагировало, как на ласку. Может, стоит взять плащ? На дне свертка нашелся осколок странного льдистого зеркала и две склянки с густыми жидкостями – темно-синей, почти черной, и карминово-красной. Краска для глаз и губ – сообразила я. Альва подошла к вопросу моего преображения со всей серьезностью.
Хмыкнув, я накрасилась, потом тщательно расчесала волосы. Большого зеркала на «Медузе» не было, а мне так хотелось рассмотреть свой новый образ! Увы, туфли мне не достались, но волны синего шелка надежно скрыли ботинки.
Пока я возилась с нарядом, Последний Берег окутали сумерки. Луна еще не взошла, но у таверны Наны загорелись вечерние костры, приглашая на ужин.
Я погладила нежный шелк платья, ощущая внезапную робость. На миг захотелось стянуть этот королевский наряд и надеть свой привычный. Смыть краску с лица, завязать волосы в хвост. Снова стать ядовитой Мирой, Мирой – воином.
Морской ветер принес смех и голоса ильхов, которые уже собрались у огня. И я подняла голову. Ну уж нет! Сегодня не будет воина.
Сегодня будет дева.
Мира-дева. Мира-волна.
Накидку брать не стала. Я повыше подняла голову, спустилась на землю и пошла к уже собравшейся толпе. Плотный тяжелый шелк облегал мою грудь, обрисовывал при движении ноги и плескался у ступней, словно и правда был морской волной. Теплый вечер радовал полным штилем, словно даже море не хотело мешать празднику. Возле таверны горели костры, и ильхи пока не видели меня, скрывающуюся во мраке. Я успела рассмотреть, что все они сегодня принарядились, похоже, Лунная Ночь действительно большое событие. На Торферде-Коряге красовался алый бархатный жилет, его борода была заплетена в аккуратные косицы и