Читать интересную книгу Время дня: ночь - Александр Беатов

Саша и раньше бывал не раз в этом месте. Он приходил сюда, выпивал граммов триста портвейна и шёл пол дороги до дому пешком, а другую проезжал на автобусе. За рюмкой он впадал в сентиментальные размышления, грёзы, в основном касавшиеся его романтической неразделённой влюблённости.

"Вот уже минуло два с лишним года, как я впервые увидел её…" — думал и сейчас Саша, в ожидании дворника. — "Сколько произошло за это время перемен! От любви остались лишь светлые воспоминания… Я даже не ходил под её окна после того, как вернулся оттуда! И вот я снова здесь, как когда-то…"

Когда он здесь был в первый раз? Это было в тот день, когда мать отвезла кошку в ветеринарную лечебницу, где её умертвили.

— Зачем ты её там оставила?! — кричал он матери.

Она отвечала, что так посоветовали врачи, которые определили болезнь неизлечимой.

— Как ты им могла поверить! — возмущалась в один голос с Сашкой его сестра, тогда ещё незамужняя и жившая с ними.

— Ты и меня бы так же оставила, если б тебе сказали врачи?! — говорил Сашка, обвиняя мать.

— Сам бы поехал с кошкой и разговаривал бы с врачами! — оправдывалась мать, утирая слёзы.

— Совсем рехнулась! Своего ума-то нет! — подливал масла в огонь отец, находя повод, чтобы уколоть жену.

Полина Ивановна начала всхлипывать и плакать, вдруг осознав, что она сделала непоправимое. И детям было её жалко. Только отец не унимался и "запарывал":

— Вот, дурёха! Ума не нажила! Такая кошка была хорошая, ласковая!

— А тебе-то что? — огрызалась мать, нападая на отца. — Будто бы тебе дело было до кошки! Только одна бутылка на уме! А что кошка, что без кошки — так же будешь пить!

— Я и пью из-за твоей же дурости!

— Последний ты значит человек, раз пьёшь. Сам должен иметь свой ум и свою дурость!

— Хватит вам! — кричал Саша. — Ведь нашей Киси больше нет! А вы… Всё одно и то же! Хоть бы ругались по-разному…

— Что с них взять! — поддерживала Сашу сестра, и он был рад её солидарности, потому что редко она выступала на его стороне. Какая-то вражда тянулась с давних времён между сестрой и братом, будто оба являлись соперниками из-за места под солнцем, которого не хватало в их семье.

Отец долго брюзжал, чувствуя, что теперь есть и ему в чём упрекнуть жену, постоянно унижавшую его репликами по поводу алкоголизма. Наконец, уверившись в том, что теперь он заслуженно имеет право выпить с горя по погибшей кошке, Иван Михайлович доставал из заначки припрятанные на "чёрный день" деньги и уходил из дому, не скрывая своей цели и хлопая, не тихо и не очень, правда, громко, наружной дверью.

Всё в доме умолкло… Каждый переживал всё по-своему, разойдясь по своим углам. И то, что на этот раз скандал был из-за погибшей кошки, а не из-за какой-то ерунды, принижал значение трагедии, которая всё же не исчезала. И мысль об утрате маленького любимого существа мучила, не оставляла в покое…

В тот день Саша не усидел дома. Как и отец, он вышел из дому и пошёл, "куда глаза глядят", бродить по улицам, дошёл пешком до этого кафе и напился…

Мысли его побежали дальше, и Саша вспомнил, как он пришёл сюда в другой раз — в период своей романтической влюблённости.

В его душе запела мелодия, почему-то связавшаяся у него с образом немецкой девочки. Это была песня Саймона и Гарфункеля "Oh, Sesilia!", с пластинки, которую он купил как-то, возвращаясь из-под окон дома, где жила его возлюбленная, и мелодия, под названием "Полёт орла", и другая их песня "Миссис Робинсон"… Все эти мелодии остались в его душе. И когда случалось ему позже, даже несколько десятков лет спустя, услышать где-нибудь их, всё разом всплывало в его памяти, и отдалённый отголосок блаженства растекался в его груди…

Наконец, пришёл Володя, заказал себе вина.

Саше не хотелось вспоминать плохое. И он будто забыл о его посещении в больнице. Теперь, радуясь встрече и тому, что можно было с кем поделиться мыслями и переживаниями, Саша много рассказывал товарищу о своем пребывании в психушке. Поведав о том, как он выписался и оказался дома, Саша спросил и о новостях в Володиной жизни.

— Да, какие тут новости! — ответил дворник, уставший от Сашиного рассказа. — Вставить зубы — требуется много денег. Мать не даёт. А у меня, сам знаешь, они не водятся. Зато я могу тебя порадовать вот чем… Один мой знакомый сказал, что где-то на улице Мархлевского, прямо рядом со зданием КГБ, есть костёл, единственный в Москве. Собираюсь туда в воскресенье. Пойдёшь со мной?

— Пойду. А что это такое: костёл?

— Костёл — это польская католическая церковь.

— Ну и что? Почему — католическая? — не понимал Саша.

— Как что? Есть церковь католическая, а есть православная. Чему тебя в школе учили?

— Меня этому не учили. А какая разница между ними?

— Ну, старик, скажем разница, наверное, небольшая с одной стороны… Однако… — Володя задумался. — Пожалуй, я не смогу тебе этого сейчас объяснить. Нужно почитать кое-какую специальную литературу о религии. Я, честно говоря, сам не такой уж большой знаток в этой области… Сходим — и узнаем!

— Хорошо…

В этот вечер они долго разговаривали, делясь накопившимися за время разлуки новостями. И Саше показалось, что Володя больше не считает его больным. Володя рассказал о своих планах на лето: о том, что со своим старым товарищем по школе, Сергеем, едет в путешествие на остров Валаам и на Соловки. А на обратном пути, по возвращении в Москву — сразу дальше — в Карпаты. У него выходило целых два месяца отпуска, ему удалось скопить сто двадцать рублей, и если путешествовать скромно — где "зайцем" проехать, где — автостопом, а где и переночевать "под кустом", то можно было уложиться в эту сумму. Для экономии Володя собирался питаться "гематогеном" — очень калорийным питательным препаратом из аптеки, которого он уже накупил впрок в достаточном количестве…

Саша предложил составить компанию в его "южной" части путешествия — по Карпатам, а на время "северной" поездки Володи, попросил ещё раз Библию. На том и порешили.

Кафе закрывалось. Расплачиваясь с официантом, друзья купили ещё бутылку "на вынос". Саша не дождался, пока официант принесёт вино, и поспешил выбежать на улицу, где его стало тошнить. Мгновенно у него разболелась голова. На вино, которое вынес Володя, Саша больше не мог и смотреть. Он не чувствовал опьянения, подобно тому, как когда-то, в больнице. Так Саша ещё раз убедился в законе диалектики: ни в коем случае нельзя употреблять алкоголь вместе с психотропными препаратами.

В воскресенье друзья посетили костёл, довольно необычное здание, находящееся бок о бок с КГБ. Служба шла по латыни. Очень старый священник, литовец, как узнал позднее Саша, отец Станислав, с большим трудом прочитал по бумажке примитивную проповедь по-польски и по-русски. Чем-то западным и экзотическим дохнуло на Сашу из всей церковной обстановки — начиная с рядов скамей, на которых можно было сидеть во время службы; затем — с фрески Преображения Господня, расположенной над алтарём;- со скульптуры Девы Марии и Святого Иосифа, выражающие средневековое отчуждение от всего земного и в то же время такие по земному сентиментальные; — с витражей на окнах; и — кончая людьми, в большинстве не русскими, по-праздничному хорошо одетыми и в основном молодыми или среднего возраста.

"Что если и она ходит сюда?" — подумал Саша, вспоминая немецкую девочку. — "Однако, прошло уже столько времени, как я ни разу не проходил мимо её дома", — думал он дальше. — "Наверное, она уже давно в Германии…"

Выйдя из костёла, друзья медленно шли по мостовой, возвращаясь к Площади Дзержинского.

— Мне здесь нравится! — заявил Володя. — Особенно — скамьи. Можно приходить до начала службы и заниматься медитацией.

— Заниматься чем? — переспросил Саша.

— Медитация — это молитвенное умозрительное самоуглубление.

— А… — издал Саша звук одобрения.

Друзья перешли на другую сторону улицы, двинулись вдоль здания, с серой каменной стеной и телекамерой на высоте двойного человеческого роста.

— По сравнению с православной церковью, — продолжал Володя, — Тут ощущается какой-то покой. Ты чувствуешь себя свободным. И как культурно тут собирают деньги! Чтобы не шуметь, не мешать службе, всё делается быстро!

— И кладут-то не медяки, а всё бумажными! — поддержал Саша.

— В православной-то церкви все вокруг будто бы выполняют какую-то повинность… Отбивают поклоны, открещиваются… И старухи шепелявят на тебя: "Ишь, ты, молодой еш-шо! Зачем сюды пришёл, грешник?" — передразнил Володя воображаемую бабку. — И чувствуешь себя обязанным всё время что-то делать… Будто спортзал какой-то, а не церковь! — добавил он, — Нет, мне в костёле определённо понравилось!

— А для колен — видел? — специальные подставки! — вспомнил Саша.