Читать интересную книгу Время дня: ночь - Александр Беатов

Ему припомнилась Нина, с которой у него был армейский роман. Он вспомнил молодую, смеющуюся девушку, с тонкой фигуркой, простую, вот-вот готовую запеть и закружиться среди белых берёз…

"Так, вот почему я не пою!" — будто ударило Вишневского по голове, и он увидел вдруг рощу, где они встречались, и вспомнил разом те ощущения, которые он испытывал, покоряя девичью невинность своему ненасытному солдатскому желанию. Как сильно разнились те ощущения и чувства с сегодняшними! И что самое главное! Ведь, оказывается, были чувства! И ещё какие! Почему же он решил тогда, что не любит её?

"Дурак!" — сказал он вслух и сплюнул на ступеньки.

И ему стало невыносимо тошно от мысли, как цинично он обошёлся с Ниной. И ведь не предполагал тогда, что спустя много лет будет сидеть ночью на лестнице и с горечью вспоминать и сожалеть о прошедшем, которого невозможно вернуть. Не думал, что на самом-то деле он любил её, хотя и такою неумелою любовью, что не смог понять и разобраться в себе…

"Может быть, моё разложение-то началось с того самого момента, когда я оставил её с чемоданами…" — подумал Алексей. — "Может быть, из-за этого-то низкого поступка я несчастлив и подавлен на протяжении вот уже многих лет? И только, вот, сейчас понял это?"

Алексею припомнился разговор с дядей Колей, когда он поведал ему свою историю с Ниной.

"Почему Николай сказал ему тогда: "Здорово ты их надул!" — размышлял Вишневский. — "Да… Главное для меня тогда было надуть, выиграть, победить и даже унизить… И всё это — следуя нормам поведения окружавшей меня солдатни — должно было превознести меня до уровня героя… И покидая армейскую часть навсегда, я знал, что оставляю за собой историю, которую будут после меня вспоминать и передавать из года в год, как анекдот про "бравого солдата"… А получилось наоборот… Я проиграл…

Неужели в победе — одобрение? Почему победителей не судят? Нина, ведь, даже не попыталась меня разыскать… А ведь могла бы… Наверное, и Николай не решился судить… Или не захотел задевать моих больных струн… Потому и ответил так, будто одобрил мой поступок… А ведь при этом не улыбнулся даже… Другой бы долго смеялся… Я, наверное, хотел именно этого от него… Тогда бы я смог как бы списать с себя ещё раз ответственность: ведь, если одобряют, то вроде как прав… Может быть, я и задумался-то над этим теперь по-настоящему и серьёзно только оттого, что Николай не засмеялся… Да, непростой он мужик!.."

И Алексею припомнился образ Николая… Смуглое морщинистое небритое лицо, часто улыбающееся… Узкие щёлки глаз… Неспешная уверенная в себе походка, будто бы — моряка, несмотря на пьяное состояние… Практическая смекалка, какая-то природная изворотливость и, вот теперь — это его новое качество, незаметное на первый взгляд: глубокая человечность и понимание — безо всякой попытки осудить…

"Хорошо бы его ещё раз повидать!" — подумал Алексей. — "Только опасно встречаться — обязательно с ним напьёшься!"

Открылась дверь. Появилась жена.

— Алексей, ты чего сидишь? Я уже успела заснуть! Времени, знаешь, сколько?!

— Иду-иду! — Вишневский бросил в сторону окурок и стал спускаться вниз.

— Вот что, Люба, — сказал он, закутываясь в одеяло, — Надо бы мне отдохнуть от всего… Уехать куда… Возьму-ка я отпуск…

Всю ночь Вишневский провёл в бессоннице из-за комаров. Приходилось несколько раз подниматься, включать свет и, с тапком в руке, выискивать хитрых тварей, притаившихся на тёмных предметах мебели, потолке и стенах. Но сколько Вишневский ни умерщвлял насекомых, оставляя кровавые пятна на месте их гибели, — когда выключался свет и он оказывался в постели, — вновь слышалось комариное гудение; Алексей прятался с головой под одеялом, но долго там пробыть не мог и высовывался подышать свежим воздухом… Комары не медлили сесть на лицо. Вишневский хлопал себя ладонью, ему казалось, что он попадал в цель, но комары, тем не менее, не переводились… Ворочаясь с боку на бок, он то и дело невольно будил жену, которую комары почему-то не кусали, пока, наконец, не понял, что этой ночью спать ему решительно не дано.

И Алексей поднялся в который раз с постели, надел халат и открыл балконную дверь. Звёздное небо, плескавшееся за окнами, хлынуло в комнату. Не дожидаясь, чтобы оно всё вытекло, Алексей поскорее перешагнул через порог и закрыл за собою дверь.

Он долго стоял, запрокинув голову вверх и пил небесную протоплазму, пока от напряжения не заболела шея. И тогда, очнувшись от забытья, он как-то остро осознал то, что больше не находится в больнице. Кроме этой мысли в его голове роилось множество других, но все их перевести на человеческий язык было нелегко. Да и не хотелось. Одна лишь была о том, что он снова принадлежал себе, вдохновляла и чертила захватывающую перспективу. Алексей снова и снова запрокидывал голову, глядя на звёзды, и упивался рождавшимися странными ощущениями.

Медленно небесная протоплазма опускалась через его темя, заполняя собою всю голову, весь мозг, вытесняя его "Я" из сознания и проникая в самое сердце. И когда она доходила до сердца, он, будто, просыпался, и частица его былого "Я" вылезала откуда-то из пяток и трепетала, готовая раствориться. И тогда, словно, разряд молнии пронизывал всё его существо, по груди растекалось неизъяснимое блаженство, а его "Я" выплёскивалось через голову вместе с протоплазмой обратно в Космос, но потом сразу вновь волной возвращалось обратно, уже каким-то другим, сильным и могучим…

Вдруг Вишневский не выдержал, упал на колени и его губы зашептали:

"О, Боже! Помоги мне, помоги!.."

Когда он вернулся в комнату и лёг, комары больше его не беспокоили, как будто его успокоившаяся душа создала вокруг себя защитное поле. Он ещё лежал некоторое время без сна, под впечатлением новых чувств. А когда стал засыпать, то увидел дорогу, такую, что была двадцать лет назад, когда он спешно шагал по ней к железнодорожной станции, с лёгким чемоданом, то и дело оглядываясь назад…

Проснулся Алексей от сильного гомона птиц. В глазах чувствовалась тяжесть ночной бессонницы. Вместе с птичьими криками и светом возвращалось беспокойство. Алексей поставил на попа подушку и лёг в неё затылком, так что его уши оказались закрытыми ею. Но сон уже не шёл. Промаявшись так с пол часа, Вишневский прямо в трусах отправился на кухню. Звёздное небо было к хорошей погоде: взошедшее солнце приятно грело через открытое кухонное окно. И он вспомнил о том, что произошло с ним ночью. И тогда он попробовал снова почувствовать пережитое. Но это оказалось невозможным, будто бы всё ему просто приснилось. Он продолжал стоять у окна, погрузившись взглядом в противоположный дом, пока проснувшаяся жена не подошла сзади.

— Ты чего чайник не ставишь?

— Что-то я не выспался, — ответил Алексей. — Пойду ещё полежу…

И он вернулся в постель, и скоро снова задремал. Ему приснились какие-то инопланетяне-андроиды, предлагавшие ему улететь на другую планету. Он уже дал им своё согласие, сел в ракету и услышал рёв двигателей, как неожиданно проснулся.

Из коридора доносился шум пылесоса. Алексей поднялся, подошёл к окну. По небу бежали не то тучи, не то мокрый заводской дым. И он отправился на кухню пить чай. А вскоре за окнами начал накрапывать дождь. Казалось, что утреннее солнце тоже приснилось. Алексей вышел на лестницу покурить и тогда снова отчего-то ему вспомнился Николай, "запретная зона", — и на душе тоскливо защемило…

6. Колхоз

Наступила осень. Волгина, Казанкова, Машку и ещё десятка два рабочих из их цеха неожиданно послали в колхоз на заготовку картофеля. С большим трудом удалось занять денег и, прежде чем их посадили в автобус, успели-таки запастись выпивкой. У Игоря в заводской камере хранения оказался портативный магнитофон, который он только что починил для кого-то. Поэтому в автобусе рабочие ехали под музыку, курили, рассказывали анекдоты, матерились во весь голос и пели блатные песни, не обращая внимания на двух молодых работниц из их цеха.

Ехали долго. Саша и Игорь, отделившись от работяг, заговорили о религии. Саша пересказал товарищу ново-заветную историю, растолковал некоторые евангельские притчи. Игорь внимательно слушал, забыв про свой магнитофон, с которым забавлялась рабочая молодёжь. Он живо заинтересовался Сашиной проповедью, стал задавать разные вопросы. Саша пытался, как мог, доказать бытие Божие, находя убедительные доводы и аргументы на все вопросы друга. Игорь, впрочем, и не спорил, а впитывал, как сухая губка.

По приезде в колхоз их беседа была вынуждена прерваться. Всех распределили по разным участкам. Всех рабочих определили на переборку картофеля.

Стояла пасмурная погода. Рукавиц не хватило. Тем не менее, стоя около ленты немудрёного конвейера в грязи по самую щиколотку ботинок, принялись за работу.