в самом дальнем и глухом оттийском княжестве, в деревушке посреди ничего. Просто жил… Работал вместе со всеми. Учился разным вещам, которые для местных с детства знакомы. Мне были там рады – те, кто вернулся из плена, вроде как считали, что я их спас, что ли… Зря, конечно, один-то я ничего бы не смог. Я даже начал подумывать, что, может быть, вот такая вот жизнь как раз по мне. Не совсем то, чего я раньше хотел… но тоже хорошо. Только вот совесть вдруг спросила: а степняки? Знаешь, когда я своими глазами увидел, как люди трудятся изо всех сил только затем, чтобы эти проклятые дети перекати-поля проскакали и разрушили всё в один миг… Нет. Я поклялся себе, что так этого не оставлю, и вступил в ополчение. Наша королевская армия ведь не по этой части, князья отбиваются сами, благо, добровольцев хватает… Знаешь, я часто думаю, что, если бы эти боровы в своих резных палатах сообразили, что могут быть заодно, никакой степняк в их земли и носа сунуть бы не посмел. Феодальная раздробленность – гадкая вещь, когда она за окном, а не на страницах учебников. Не будь её, мы, пожалуй, с сами́м Пантеем бы потягались…
Ага, желчно хмыкнул про себя Лексий. Как хорошо, что Сильвана маленькая, и её сожрать никакая раздробленность не помешает…
– Её величество Регина, конечно же, это понимает, – словно прочитав его мысли, добавил друг. – Именно поэтому я прошлой весной оказался в столице. Она собрала некоторых из князей, чтобы попытаться их помирить. Наш Мстислав взял меня в свою делегацию, сказал, давно приметил меня на поле боя. Видишь, как в жизни бывает: из Степей – в Леокадию… И мне предложили остаться. Я согласился, не всё ли равно, где служить – в лесной армии усатого дядьки в бобровой шапке или в официальной королевской… Так что теперь живу в столице. То есть как – я всё больше в разъездах, конечно, но у меня там дом. Как-никак, своё место.
Знакомая история повторялась снова и снова: парень из глубинки в поисках счастья уезжал в большой город… Лексий вспомнил себя – того себя, который пытался пустить корни в Петербурге, но везде упирался в камень набережных и площадей. В безумно красивый, но всё-таки камень.
– Не скучаешь по той деревне? – спросил он.
– Как же не скучать, – улыбнулся Рад. – Всё-таки и там не чужие. Знаешь, как Пал попал ко мне в порученцы? Он мой старый знакомый, как раз из тех краёв. Приехал делать карьеру, неугомонная башка… Явился ко мне, конечно же. Просто повидаться, ни о чём не просил, ты не думай. При себе я его сам пристроил, без просьб. Не надо было бы, конечно, сам терпеть не могу тех, кто приберегает для друзей-родных тёплые местечки, но, честное слово, а что ещё я мог сделать, если его мать, когда мы жили по соседству, подкармливала меня и спрашивала, не нужно ли чем помочь, пока не освоюсь… Нет, иногда меня тянет назад. Но, к сожалению или к счастью, я теперь привязан к Леокадии… с того самого дня, когда её величество Регина удостоила нас аудиенции. Знаешь, я и не думал, что так на самом деле бывает, но увидел её… и пропал.
Ох. Он, должно быть, шутит. Не может же быть, чтобы Рад-… А впрочем, Лексий вдруг посмотрел на него и отстранённо подумал: в самом деле, почему бы и нет? Это вполне в его характере. Радомир из тех людей, которые не останавливаются на малом: если служить в армии – то в командирах, если влюбляться – то в королев…
– Я, конечно, не обманываюсь на этот счёт, – сам себя осадил Рад. – Сам знаю, что дело безнадёжное.
– Ну, почему же? – возразил Лексий. – Сословные границы, конечно, штука серьёзная, но всё-таки-…
– Да дело даже не в них, – отмахнулся Рад. – Ты что, совсем ничего не слышал о Регине Локки? У неё сердце из лучшей стали, чем мой меч. Ей вообще никто не нужен, тем более – я. Но это ничего. Я всё равно намерен служить ей всем, чем только смогу. Даже если она никогда об этом не узнает, плевать, – он вдруг коротко рассмеялся. – Воображаю, как глупо моя поза выглядит со стороны! Мне и самому иногда смешно, но, чёрт побери, что мне делать с тем, что сердцу не прикажешь? Хотя, – Рад бросил на друга неожиданно лукавый взгляд прищуренных глаз, – тебе ведь и самому это известно, верно? Не думаешь же ты, что я забыл, какие кольца в этих краях носят на левой руке?..
Лексий почувствовал, как встрепенулось у него внутри потревоженное счастье. Он было позабыл о нём; теперь снова вспомнил, вот только оно вдруг отозвалось острой горчинкой вины.
– Признавайся, кто счастливица? – потребовал Рад. – Или нет, знаешь что, давай лучше с самого начала… В самом деле, хватит обо мне. Тебе ведь тоже есть о чём порассказать…
Лексий рассказал Раду обо всём важном и неважном, случившемся с ним за последние два года, и сам удивился тому, как это много. Получалось, будто бы и он прошёл за это время долгий путь… Вот только путь этот лежал по книжным страницам в уютной натопленной библиотеке. Пока одни таскали баржи в Степях, другие заучивали стихи под заботливым присмотром взрослых. Рассказывая о своей школе – о товарищах, о Бране, о Базилевсе, – Лексий всё яснее осознавал, что он всего этого не заслужил. Ему не пришлось ни бороться, ни преодолевать, чёрт возьми, у него даже не осталось шрама от той полной огня и ужаса ночи, когда Рада забрали, чтобы сделать рабом…
Рад слушал его, не прерывая – лишь иногда смеялся или удивлённо поднимал брови. Ккогда Лексий довёл свой рассказ до нынешних дня и часа, друг немного помолчал и задумчиво спросил:
– Так, значит, ты теперь будешь волшебником?
– Ну да, – Лексий передёрнул плечами. – Кажется, так. По крайней мере, до тех пор, пока не найду способ вернуться на Землю…
– А ты всё ещё его ищешь?
Этот вопрос застал его врасплох. Даже не сама суть, а тон, которым он был задан: самое искреннее удивление. Как будто Лексий сморозил невероятную глупость.
– Да, – ответил он. – А ты – нет?
Рад неопределённо повёл плечами:
– А зачем? Здесь у меня есть дело, которое мне удаётся, место, которое можно считать домом, и женщина, на которую я смотрю, как на статую богини… А там? Съёмная комната у чёрта на куличках и гордая профессия грузчика? Ну нет,