пределы человека и гуманизма»[400]. Однако речь идет не о том, чтобы закрыть страницу философии, а о том, чтобы читать философов действительно по-новому. Здесь в нескольких значимых абзацах излагается вся программа деконструкции.
На обсуждении после конференции Деррида Жан Ипполит признается, что доклад привел его в восхищение, но в той же мере и в недоумение. «Я не совсем понимаю, куда вы идете», – говорит он ему. «Я сам спрашиваю себя, знаю ли, куда иду, – отвечает Деррида. – И я могу ответить тем, что я как раз пытаюсь достичь той точки, в которой уже и сам не знаю, куда иду». Что касается социолога Люсьена Гольдмана, сторонника гуманистического марксизма, он воспринимает речь Деррида как наиболее радикальный вариант постановки субъекта под вопрос. Это наводит его на сравнение, одновременно странное и неприятное:
Мне представляется, что Деррида, выводы которого я не разделяю, играет роль катализатора во французской интеллектуальной культуре, и за это я отдаю ему должное. Он напоминает мне о периоде, когда я в 1934 году приехал во Францию. В то время среди студентов было сильное роялистское движение, но внезапно появилась группа, которая тоже защищала роялизм, но требовала истинного короля-меровинга![401]
С Лаканом Деррида пока не закончил. Через несколько недель после возвращения из Балтимора он получает огромный том «Текстов» с дарственной надписью: «Жаку Деррида в знак признательности, которую он может принять как ему угодно». Деррида, обычно столь многословный, отвечает через несколько недель коротким письмом, единственным, которое он отправит Лакану за всю жизнь:
Я получил ваши «Тексты» и очень благодарен вам за них. Дарственная надпись, сопровождающая их, как вам должно быть известно, не могла меня не удивить. Неприступный текст, подумал я сначала. Но, поразмыслив, вложив в него, к чему приглашает ваша увертюра, кое-что от себя, я подумал по-другому, что эта дарственная надпись истинна и что я должен был принять ее как есть. «Истинна» – это слово, в которое, как мне известно, вы вложите что-то от себя.
Что же до книги, будьте уверены, что я с нетерпением жду момента, когда у меня найдется время, чтобы ее прочитать. Я сделаю это со всем вниманием, на какое только способен[402].
Но, прежде чем он исполнит это обещание, произойдет инцидент, который еще больше осложнит отношения, начавшиеся и без того не слишком удачно. Деррида подробно расскажет о нем Элизабет Рудинеско для ее книги «История психоанализа во Франции». Этот случай важен, поэтому да извинят меня читатели за длинную цитату:
Через год после Балтимора в Париже у Жана Пьеля был званый ужин. Лакан искренне сжимает в своих маслянистых руках руку Деррида и спрашивает его, над чем он сейчас работает. Платон, Сократ, «фармакон», буква, начало, логос, миф: философ готовит какой-то текст для Tel Quel…
И опять же он [Лакан] заявляет, что это странно, но он уже говорил о тех же самых вещах. Его ученики могут это подтвердить. Чтобы избежать спора, Деррида обращается к психоаналитику и пересказывает ему следующую историю. Однажды вечером, когда Пьер начинает засыпать рядом с Маргерит, он спрашивает отца, почему тот на него смотрит:
– Потому что ты красивый.
Ребенок тут же заявляет, что из-за этого комплимента ему хочется умереть. Деррида, немного встревоженный, пытается понять, что это значит.
– Я себя не люблю, – говорит ребенок.
– И с каких пор?
– С тех пор как говорю.
Маргерит берет его на руки и говорит:
– Не волнуйся, мы тебя любим.
И тут Пьер начинает смеяться:
– Нет, все это совсем не так, я страшный обманщик.
Лакан пропускает это мимо ушей. Но через какое-то время Деррида, к своему великому изумлению, обнаруживает в тексте своего собеседника эту историю, которую тот воспроизвел на лекции во Французском институте в Неаполе в декабре 1967 года. Лакан рассказывает ее так: «„Я страшный обманщик“, – говорит малыш четырех лет, утыкаясь в руки своей родительницы перед отцом, который только что на его вопрос: „Почему ты на меня смотришь?“ – ответил: „Потому что ты красивый“. И отец не видит в этом (даже когда ребенок в промежутке сделал вид, что потерял всякую любовь к себе в тот день, когда заговорил) тупик, который сам навязал другому, притворившись мертвым. Дело за отцом, который мне это сказал, услышать меня отсюда или нет»[403].
Деррида, глубоко уязвленный этой едва ли не мстительной эксплуатацией личного разговора, не будет поддерживать никаких личных отношений с Лаканом. Но он не откажется от весьма внимательного прочтения его «Текстов».
Глава 4
Удачный год. 1967
Письмо, отправленное Деррида Габриэлю Бунуру 12 января 1967 года, показывает, насколько важным для него даже после всех недавних успехов остается мнение старого писателя. Тон письма лиричен, местами загадочен и в любом случае весьма далек от того, что Деррида использует в письмах другим корреспондентам.
Я никогда не смогу высказать вам всю свою признательность… Нет ничего столь же ценного – в этой растущей пустыне, – как участие, подобное вашему. И часто я боюсь того, что недостоин его. Тогда, чтобы успокоиться, я вдохновляюсь своей верой и восхищением: об интересе к тому, что я пишу, я сужу только по интересу, который вы, по вашим словам, к нему испытываете. И мне нужно в это верить, тем более что я шагаю по земле, которая вечно уходит из-под ног…
Здесь заметны одновременно возбуждение, смятение и глубокое молчание. Мы живем в странную эпоху очень сильного беспокойства и равного ему бесплодия. Возгласы со всех сторон в ответ на происходящее крушение, безумные крики и треск, но также глубокое смертельное молчание – для того, кто сумеет его услышать. И во всем этом я вопреки отчаянию пытаюсь сохранить определенное спокойствие, которое не будет, по крайней мере не чрезмерно, спокойствием ослепления и глухоты, пытаюсь приспособить ремесленный труд (преподавание, написание статей) к самой эпохе, чтобы не потерять окончательно голову. В этом Маргерит и Пьер, очень тронутые вашей искренней и верной мыслью, – мои надежные помощники, без которых мне не жить[404].
По возвращении из США Деррида, по его собственным словам, много работает, «но в основном проходит по одним и тем же пунктам, перестраивая их». Что касается Габриэля Бунура, он окончательно устроился в Лекониле, на юге Финистера. Деррида сожалеет о том, что встречаются они слишком редко, и надеется, что их идея о