проходит дидактический анализ, и, когда удается, посещает семинар Лакана. В 1966 году его первый роман «Разрыв» производит глубокое впечатление на Деррида:
Позвольте мне вам сказать просто, без условностей и преувеличений, что это восхитительный текст – восхитительный своей глубиной и ясностью, силой и скромностью. Насколько я знаю, это первое литературное произведение, в котором с таким мастерством соединены психоаналитический ресурс и поэтический акт, где они связываются и даже смешиваются в столь подлинной и изначальной форме… Оно является образцом не только в силу своей поэтической красоты и завершенности, оно образец для литературы, которая действительно должна пройти через «анализ» и сделать нечто больше простого заимствования у него фетишей[380].
Первый роман Бошо произвел такое впечатление на Деррида еще и потому, что он впервые методически занялся текстами Фрейда, которого до этого читал «слишком фрагментарно, недостаточно и избито»[381]. До середины 1960-х годов, как он будет объяснять впоследствии, он не принимал в расчет необходимость психоанализа для его собственной философской работы. Несомненно, сближению с последним способствовали разговоры с Маргерит: она только что начала проходить дидактический анализ, который она оплачивает, занявшись переводом нескольких статей Мелани Кляйн[382].
Со своей первой лекцией по Фрейду Деррида выступит по приглашению Андре Грина в марте 1966 года. Грин, стремящийся открыть Психоаналитическое общество Парижа для структурализма и современных веяний, захотел устроить на своем семинаре обсуждение недавних статей Деррида, но последний в своем выступлении вышел далеко за эти рамки. В докладе «Фрейд и сцена письма» он подробно анализирует два довольно мало известных текста Фрейда – «Набросок научной психологии» 1895 года и «Заметки о волшебном блокноте» 1925 года. Вопреки Лакану Деррида пытается показать, что бессознательное связано скорее с иероглифическим письмом, чем с речью. Превращая Фрейда в главного союзника деконструкции логоцентризма, он придает немалую значимость понятиям «последействия» (Nachträglichkeit) и «запаздывания» (Verspätung):
То, что настоящее как таковое не изначально, а воссоздано, что оно не является абсолютной, живой с начала и до конца, конституирующей формой опыта, что нет чистоты живого настоящего, – вот ужасная для истории метафизики тема, которую Фрейд призывает нас мыслить посредством понятийной системы, неравной самой вещи. Эта мысль является, вне всякого сомнения, единственной, что не исчерпывается в метафизике или в науке[383].
Хотя Деррида в этот вечер выступал перед аудиторией, состоящей не более чем из 20 человек, в небольшом зале Института психоанализа на улице Сен-Жак, это новаторское прочтение текста Фрейда производит впечатление на всех присутствующих. Но именно публикация расширенной версии этой лекции в 25-м номере Tel Quel приносит множество положительных откликов. «Все больше непонятно, что бы мы без вас делали»[384], – пишет ему Ролан Барт.
Пусть даже у Деррида действительно большая трудоспособность, своим корреспондентам он часто говорит о себе как о «загнанном звере, который мечется между преподаванием и семьей, не успевая перевести дыхание между лекциями, сочинениями, курсами и всевозможными обязательствами»[385]. Чуть ранее он думал, что у него случится инфаркт, и врачам пришлось немало потрудиться, чтобы его успокоить. Женевьева Боллем, с которой он недавно встречался в ее красивом доме в Кюно, близ Сомюр, советует ему больше беречь себя: «Ваша светская жизнь представляется мне следствием вашей зарождающейся славы. Они будут постоянно расти друг за счет друга, но вам нужно защищаться от одной, чтобы спасти другую»[386]. Последовать этому совету Деррида будет очень трудно.
Жан Ипполит, высоко оценивший статью «Письмо до письма», хотел бы издать ее расширенный вариант в своей серии «Эпиметей». Но Жан Пьель и Жером Линдон, хозяин Editions de Minuit, хотят запустить серию эссе, как дополнение к журналу Critique. И им очень хотелось бы, чтобы первой книгой в этой серии стала работа «О грамматологии», что, конечно, не может не польстить Деррида. У него есть весь необходимый для этого материал: от огромной статьи, вышедшей в Critique, до семинара «Природа, культура, письмо или насилие письменности, от К. Леви-Стросса до Ж.-Ж. Руссо», который он только что провел в Высшей нормальной школе. Но значительная его часть пока существует лишь в форме заметок – огромного числа карточек и записок на самых разных бумажках, в том числе на билетах на vaporetto[387].
В начале лета 1966 года Деррида ощущает себя разбитым и будто отрезанным от самого себя. Он ощущает огромную потребность в отпуске и покое, желая при этом посвятить месяцы, свободные от преподавания, работе над намеченными текстами. Но после нескольких недель работы в одиночестве, проведенных во Френе, а потом «удушливой» конференции о смерти и трагедии в Доломитовых Альпах он чувствует себя на грани срыва: «Я, должно быть, пережил период „нервного“ истощения, которому не чуждо „отчаяние“. Мне пришлось вопреки моим намерениям уехать из Парижа, чтобы отдохнуть здесь с Маргерит, Пьером и двумя племянниками моего больного свояка, нам доверенными»[388].
Деррида поддерживает дружба с Филиппом Соллерсом и близкие отношения с Tel Quel. Журнал дает ему благоприятные и полностью соответствующие его целям возможности, позволяющие заниматься философскими, антропологическими и литературными вопросами, столь важными для него. Он рад тому, что Соллерс знакомит его со своей работой, передавая ему до выхода в печать статьи «Де Сад в тексте» и «Литература и тотальность». Деррида находит их «великолепными», заверяя, что он «многому научился» благодаря статье о Малларме. Он совершенно уверен: с двумя этими текстами и текстом Плейне о Лотреамоне, тоже «сильном и точном», «следующий Tel Quel будет громким, заставит о себе пошуметь. Это будет настоящий happening осени. Единство всего этого не может не броситься в глаза и не ослепить»[389].
Энтузиазм Соллерса ничуть не меньше. В 1966 году он считает Деррида главным мыслителем, тем, кто позволяет заключить вопрос о «текстуальности» в философскую рамку. С его точки зрения, пора уже собрать эти статьи, ставшие для него источником «бесконечных размышлений», и подготовить отдельную книгу для серии Tel Quel. Он убежден в том, что только книга будет в состоянии заявить в полной мере о настолько новой мысли. Часто у Соллерса складывается впечатление, что Деррида говорит то, что никто на самом деле не понимает, «что никто не может понять» и что ему самому трудно «прояснить для другого». Эта неподатливость в какой-то мере определяет его собственное восхищение, поскольку недавно он увлекся трудной авантюрой – новым художественным текстом, который получит название «Числа». Он хотел бы, чтобы Деррида вообразил «текст, который нес бы то, что мы „мыслим“ на уровне мифа, который был бы его