на него.
— Я не собираюсь повторяться, — рычит он, его вспыльчивый характер напоминает мне Романа. — Что ты ей сказала?
Я усмехаюсь, вырывая свою руку из его крепкой хватки.
— Ты действительно по уши влюблен в своего босса, не так ли? Возможно, тебе следует быть там, наверху, с ней, заставлять ее чувствовать себя лучше, а не здесь, предъявлять требования к мусору.
Он прищуривает глаза, наклоняясь ко мне.
— Что, черт возьми, ты об этом знаешь?
— Я знаю, что она держит тебя на расстоянии, когда вы оба явно влюблены друг в друга, и я знаю, что ты такая сука, что стоишь в стороне и позволяешь ей продолжать это делать. В глубине души это убивает тебя, не так ли? Она умирает, а ты так легко мог бы прийти и сделать ее последние дни на земле лучшими днями ее жизни, но она отказывается от тебя, отказывается ставить себя на первое место, потому что, несмотря ни на что, ее семья всегда будет на первом месте. — Я смотрю на него, выгибая бровь. — Звучит примерно так?
Его и без того смертоносный взгляд напрягается, и если бы я была умнее, я бы заткнулась в тот момент, когда вышла из внедорожника, но, видимо, горе, поглощающее меня, заставляет мне осознать, что без мальчиков мне абсолютно нечего терять.
— Ты не знаешь, о чем, блядь, говоришь, — рычит он так тихо, что мне приходится сомневаться, услышала ли я его вообще.
— Испытай меня, говнюк, — выплевываю я, не забывая о том, как он похитил меня из особняка ДеАнджелиса всего несколько часов назад — преступление, за которое он до сих пор не поплатился. — Что за мужчина будет стоять в стороне и смотреть, как умирает женщина, которую он любит, и не сделает ничего, чтобы показать ей, насколько хорошо это может быть?
Его челюсть сжимается, и я усмехаюсь, прежде чем сделать небольшой шаг назад и продолжить подниматься по лестнице.
— Не трудись показывать мне мою комнату, — бросаю я через плечо, оставляя его стоять позади меня и смотреть на меня так, словно он может убить меня одним только взглядом. — Я сама разберусь.
Взбегая по оставшейся части лестницы, я пытаюсь понять, как, черт возьми, я второй раз попала в эту дерьмовую ситуацию. Почему все эти мафиозные семьи хотят, чтобы я была у них на привязи? Я не создана для этого мира, но парни, черт возьми, позаботились о том, чтобы я в нем выжила. Но я не уверена, что смогу, не без них.
Я ударяю рукой по входной двери от пола до потолка, и три выстрела тут же воспроизводятся в моей голове, заставляя меня вздрагивать от каждого из них. Я задыхаюсь, пытаясь отдышаться, и с силой толкаю дверь, заставляя ее распахнуться.
Внутри не горит свет, за исключением нескольких лампочек в глубине дома, и хотя каждая клеточка моего тела кричит, чтобы я начала искать выход, я слишком измучена, чтобы заботиться об этом. Но, как сказала Джиа, сегодня я скорблю, а завтра восстану, как гребаный феникс из пепла.
Пробираясь вглубь особняка, я прохожу через широкое фойе. Двойная лестница занимает центральное место в комнате: одна из них идет по левой стороне обширного помещения, а другая изгибается по правой. Это самая впечатляющая лестница, которую я когда-либо видела. Это место буквально создано для королевы. Это безумие, но Джиа не поймает меня на том, что я признаю это вслух.
Интересно, рассчитывает ли она, что после ее смерти это будет мой дом.
Предполагая, что спальни находятся наверху, я шагаю к левой лестнице и хватаюсь за изящные черные перила, чтобы подняться наверх. Едва я добираюсь до верха, как на лестничную площадку проникает свет из приоткрытой двери. Мои глаза расширяются, когда Джиа застывает в дверном проеме, ее рука все еще лежит на дверной ручке.
— О, — говорит она, как будто удивлена, что я действительно в ее доме. — Где Зик? Он должен был показать тебе твою комнату.
Мой взгляд опускается, и я поднимаюсь на последнюю ступеньку.
— Мы с ним не совсем сошлись во взглядах. Мы немного поссорились.
Джиа тяжело вздохнула и быстро посмотрела на запястье, чтобы проверить время.
— Следуй за мной.
Я следую за ней, стараясь держаться на расстоянии, пока она идет через фойе наверху. Мы проходим через неформальную зону отдыха, и Джиа останавливается, оглядываясь на меня.
— Твоя комната вон там, — говорит она, указывая рукой на дверь в самом дальнем углу. — Там есть отдельная ванная комната, укомплектованная всем необходимым. Я не ожидала, что ты придешь так скоро, поэтому еще не укомплектовала твой шкаф. Однако, у нас скорее всего один размер. Мой персонал без труда подберет тебе что-нибудь из одежды. Что касается твоих вещей, если у тебя есть что-то сентиментальное, что ты хотела бы, чтобы мы забрали из любых владений ДеАнджелисов, просто составь список, и я смогу назначить удобное время для моих людей, чтобы они пошли и… забрали их.
Тут нетрудно прочесть между строк, но я все равно киваю, ценя предложение, поскольку есть одна вещь, которую я оставила позади, одна вещь, возвращение которой означало бы для меня весь мир — кинжал Маркуса, который он подарил мне в первую ночь, когда пришел в мою камеру в замке. Все остальное может катиться к черту.
Я собираюсь пройти мимо нее, но она продолжает.
— Я не пользуюсь этой зоной отдыха, так что не стесняйся считать ее своей, — говорит она, оглядывая комнату, которая больше, чем моя старая квартира. — Я хочу, чтобы тебе здесь было удобно.
Я растягиваю губы в натянутой улыбке, действительно пытаясь найти в себе благодарность. Эта женщина не обязана принимать меня у себя… ну, я думаю, она вроде как обязана, но в любом случае это будет странно для нас обеих.
— Спасибо, — говорю я, отводя взгляд. — Тебе не нужно всего этого делать. Меня устраивает просто кровать для сна.
— Ты моя дочь, кровь Моретти — моя кровь — течет в твоих жилах, и дать тебе крышу над головой — это меньшее, что я могу сделать. Кроме того, с самого утра ты приступишь к обучению. Оно не будет легким. Оно будет жестоким и подвергнет тебя таким испытаниям, к которым не смогли бы подготовить даже сыновья ДеАнджелиса. Я не отношусь к этому легкомысленно, и ты тоже не должна, — объясняет она. — А теперь иди и приведи себя в порядок. Завтра у тебя важный день, и тебе нужно выспаться.
С этими словами Джиа уходит, и в