пудов в каждый, так тяжелы они стали, что два самых крепких гвардейца на крутой берег такой сундук еле затащить могли. И при этом еще немалая куча слитков россыпью осталась лежать. А уж сколько серебра в ящиках со дна достали, так Волков сбился со счета. Хорошо, что Фейлинг с Максимилианом додумались у брата Ипполита бумаги и чернил просить и теперь все, что взвесили или посчитали, записывали на листы. Кавалеру обед к реке принесли; пока он ел жаренную с чесноком курицу, запивая ее пивом и заедая солеными кренделями, Максимилиан взвесил следующую партию, почесал темя грязными от чернил пальцами и крикнул:
– Кавалер, а знаете, сколько у вас серебра уже?
– Тихо, тихо, глупец! – неожиданно обозлился генерал и встал из-за стола. Подошел и уже негромко сказал: – О том, сколько у меня серебра, никто наверняка знать не должен.
– А, понял, – тут же одумался знаменосец и, показывая кавалеру лист с записями, озвучил: – Сто пятьдесят пудов уже есть. Не считая вон той кучи, я ее еще не взвесил.
«Сто пятьдесят пудов! Сто пятьдесят пудов!» У кавалера даже в голове не укладывалось, что это за деньги, как их считать, в чем их считать? Волков смотрел в неряшливые записи Максимилиана и не поверил бы, если бы сам не видел все эти тяжелые ящики вокруг, сундуки и сваленные в кучу россыпи белых слитков на песке.
А тут стали люди приходить. То, что он ищет утонувшее серебро, в округе, кажется, все прознали. Тут слух разошелся, что серебро-то отыскалось. Первыми пришли зеваки из Ламберга, так как идти недалеко было. Встали на берегу, и мужики, и дети, и даже бабенка любопытная пришла, издали смотрят, как ящики со дна достают, как их на берегу осматривают, как слитки, серебро, из которого деньги делают, небрежно крепкие руки выбрасывают на песок из лодки, словно сор какой. Этих зрителей Волков велел прогнать. Раздражали они его.
Потом прискакал Хельмут Майнцер.
– Господин, – начал он, не поздоровавшись, – видите, не обманул я вас, серебро нашли вы.
– Нашел, – согласился генерал.
– А раз нашли, то, может, отдадите мне мои товары?
Волков взял у Максимилиана перо с бумагой и молча написал Мильке записку, в которой просил того вернуть купцу его краски. И написал, где ящики стоят.
Купчишка прочитал записку и вдруг говорит:
– А остальные мои товары? Там всякого другого товара было с излишком.
– Ты, мерзавец, – напомнил кавалер, – слезами умывался, просил вернуть хотя бы краски. А теперь тебе красок уже мало?
– Другие товары тоже были цены немалой, – принялся канючить купчишка. – Может, раз товаров не отдаете, так хоть серебришком одарите. Это я вам про него рассказал. Вон его сколько вы наловили.
А это уже наглость, Волков начал злиться.
– А лучше я велю тебя плетьми одарить, так мне дешевле выйдет. Убирайся-ка подобру-поздорову, иначе и краски отберу.
– Понял я, понял. – Хельмут Майнцер спешно ушел и даже не поклонился, подлец.
Не успел купец сесть на коня, как пришли солдаты. Шесть человек. Волков сразу узнал в них тех солдатских старшин, что были у него, когда он жаловал им половину своей доли. И старый корпорал заговорил:
– Дозволите ли спросить, господин генерал?
– Спрашивай, – отвечал кавалер не очень-то ласково, не нужны ему были тут люди, не хотел он, чтобы они видели, сколько тут серебра.
– Говорят, вы серебра из реки выловили много, – начал старый солдат.
– Выловил, – отвечал Волков лаконично.
– А то серебро как считано будет, как трофей или только ваша добыча?
– Трофей? – Волков был даже удивлен. – Мы его что, с боем взяли? – Он посмотрел на солдат, те молчали. – Нет, господа корпоралы, то серебро я со своими людьми нашел. А ежели вам серебришка надобно, так река большая, поищите, может, найдете еще какую баржу потонувшую, – сказал и пошел от них.
«Дьявол, вон сколько желающих на мое серебро. И от этих-то я отмахнусь, невелики птицы, а с другими как быть? С теми, от кого так просто не избавиться?»
А после старшин почти сразу пришел Мильке. Мильке умный человек, глазами сундуки да ящики сосчитал тут же, кучу слитков на берегу приметил – на ней взглядом остановился. Все ему здесь, на берегу, было любопытно, но виду он не подавал. Даже вопроса не задал, как будто тут для него ничего интересного не было. И заговорил он совсем про другое.
– Купчишке я ящики, как вы просили, отдал, – сказал капитан, – а людей ваших пленных, триста шесть человек, одетых и обутых, отправил в старый лагерь к капитану Хайнквисту. Отправил пока без обоза, провиант у капитана там есть, прокормит их.
– Прекрасно, капитан, – похвалил Волков, а сам надеялся, что Мильке на этом закончит и уйдет.
Но Мильке не ушел.
– С полотном и сукном все в порядке, на всех ваших пленных хватит, все одежду справят. Но вот башмаки из ваших запасов почти кончились. Двести пар я раздал, осталось чуть больше сотни, и то всё большие размеры, на мужиков, а на баб и детей обуви нет. Путь до ваших земель неблизкий, а бабам и детям идти босыми.
– Знаю, что требуется обувь. Мне больные и с язвами на ногах не нужны. Сегодня дам вам денег на закупку обуви, – сказал кавалер и уже закончил разговор сам: – Приходите ко мне после ужина.
Только тут капитан откланялся, хотя все еще озирался.
А серебро в реке стало заканчиваться. За весь день после обеда лодка лишь два раза подплывала к берегу, чтобы выгрузиться.
– Все, что сверху было, господин, мы взяли, – рассказывал Руди Кольдер посиневшими губами. – Россыпью еще есть, много рассыпано, да пара-тройка ящиков, что привалены к борту, их взять нелегко. Но придумаем, как их вытащить.
– Надо взять все, – сказал кавалер. – Вы уж постарайтесь, я вас всех в обиде не оставлю.
Мужики кивают.
– Постараемся, постараемся, господин.
Волков слушает их, но не очень-то верит: что этим мерзавцам стоит пару ящиков на дне для себя оставить? Сам он нырять, конечно, не будет, не проверит. В общем, до вечера выловили совсем немного белого металла.
Почти дотемна серебро складывали и перевозили в лагерь. Когда Волков, уставший, приехал к своем шатру, там его встретил Вилли.
– Вы ко мне, ротмистр? – спросил он, надеясь, что молодой офицер не задержит его надолго.
– Да, господин генерал.
– Что у вас? Только быстро давайте, я устал.
– Я только что из Нойнсбурга, отдавал мушкеты в ремонт. Кажется, мастер неплохой, сразу разобрался с делом, говорит, знает, как чинить трещины.
– Отлично, – сказал Волков, усаживаясь за стол, что был возле шатра.