связь со стаккатовцами практически потеряла: каждый встречал праздник с семьями, а друг друга они поздравляли лишь через Интернет. Ромка, к слову, пропал немного больше остальных: он перестал появляться в Сети даже по ночам, так что в течение десятка-другого дней Тамара понятия не имела, что у него происходит.
В то же время, от бабушки, проведшей Новый год в реанимации, куда не пускали посетителей, новостей тоже никаких не было. При этом родители не желали ничего говорить Тамаре, избегая любых разговоров. Ту это изрядно злило, но поделать она ничего не могла, просто надеясь, что рано или поздно бабушка выйдет из больницы и хотя бы об этом родители соизволят сообщить.
Четырнадцатого января был её день рождения.
Тамара с утра отправила сообщение с поздравлениями на её телефон. В приписке добавила, что уже легко сгибает и разгибает колени, лёжа на спине, и у неё получается сделать это целых сорок раз. Она преувеличила совсем немного: на самом деле, количество относительно безболезненных подъёмов пока что ограничивалось двадцатью. Но Тамара продолжала заниматься. Недавняя стычка с Дурьей дала ей понять, что её ноги чувствуют себя гораздо лучше, чем считает Тамара и старается доказать Стикер (да и все остальные тоже). Тем не менее, ходить на двух родных ногах Многоножка пока что опасалась.
— Ма-а-ам! — позвала она, выглядывая в коридор.
Никто не отозвался. Даже Мята, свернувшийся на стойке для обуви в клубок, не пошевелился.
— Хм! — хмыкнула Тамара.
В квартире с утра пораньше по какой-то причине никого не обнаружилось. Зато на кухне стояла полная пластиковая бутылка воды — точно такие же Тамара по одной таскала бабушке. Вода из местной церквушки была чище, нежели «изподкрановская», поэтому многие предпочитали набирать её.
«Может, отнести…» — подумала Тамара.
В прихожей отыскалась связка ключей от бабушкиного домофона и квартиры. Наспех позавтракав и договорившись с Мятой, чтобы сторожил квартиру, Тамара — которой уже надоело сидеть дома — оделась и выковыляла на улицу с тяжёлой бутылкой, сжатой пальцами в толстой кожаной варежке.
На улице было хорошо и светло, а также бело, ярко и безоблачно. Тамара долго думала, какое лучше слово подобрать, глядя на ослепительную синеву неба, а потом решила, что споёт:
— Хо-дят-хо-дят-ёжики в туман, осторожней там… Только ты за ними не ходи…
По пути она решила зайти в магазин и купить бабушке шоколадку — в качестве какого-никакого подарка на день рождения. Продавщицу она знала: эта женщина появлялась то в одном, то в другом мелком продуктовом магазине (а в Ветродвинске они открывались и закрывались часто), нигде не задерживаясь дольше трёх месяцев.
Тамара уже почти с ней расплатилась четырьмя позолоченными монетками, когда дверь раскрылась, и в помещение магазина зашёл Ромка.
Его не сразу заметили: Тамаре потребовалось взять сдачу, запихнуть её вместе с шоколадкой и чеком в карман, развернуться, поднять с пола бутыль — и только после всего этого она заметила, как он неуверенно топчется на пороге, будто бы забыв, зачем сюда зашёл.
— Привет! — сказала она. — Ты что-то покупать…
— Аааа, да я, ну…
— Он снова за «Клинским» пришёл, — ехидно подсказала из-за прилавка продавщица. — Опять клянчить будет.
— Ничё я не буду клянчить! — смутился Ромка, не знающий, куда девать глаза. И Тамара чуть ли не затылком почувствовала неловкость, которая его сейчас обуревала.
Неужели ему было совестно?
— Давай помогу, короче! — взяв у неё из рук бутылку, Ромка быстрее пули выскочил из дверей магазина — Тамара еле за ним поспела.
Завернув за угол, чтобы скрыться с глаз продавщицы, хмурый донельзя Ромка смотрел на Тамару так, будто она была в чём-то перед ним провинилась, и явно не знал, как начать разговор.
— Ну и что это было? — Тамара ехидно улыбнулась.
Ромка опять спрятал глаза.
— Ничего. Просто помочь хотел.
— Внезапно.
— Я увидел, что ты заходишь в магазин и…
— А если не врать? — и Тамара наклонила голову, посмотрев прямо ему в глаза. — Я не твоя мама, хоть что ты там ни покупай — мне всё равно.
— А мне похер, что тебе всё равно! — ощетинился Ромка. — С чего ты взяла, что меня это парит?
— Да потому что по тебе видно.
Они помолчали.
— Может… отдашь бутылку? Тяжело держать.
Ромка отвёл глаза в сторону.
— Давай уж… помогу. Ты тогда с граффити выручила. Я дотащу.
«Я же ничего тогда не сделала…» — подумала Тамара мельком.
— Ну и странный же ты, Ром. Ну ладно, пойдём… Хочешь шоколадку?
— Не. Ты же не для меня купила.
— И то верно.
Снег похрустывал под ногами, а неожиданно налетающий ветер морозил щёки. Шагая чуть позади Ромки, Тамара думала: а чем бы он занялся, не встреть её в магазине?
— Ты чего без шапки? — спросила она его. — Не холодно?
— Не, — ответил Ромка. Но спустя время всё же накинул на голову капюшон с меховой подкладкой. Некоторые люди, подумалось Тамаре, как будто бы способны забыть про холод начисто, и не замёрзнут, если им не напомнить об этом.
— Слушай, можно тебя спросить?
— Валяй.
— Как тебе в «Стаккато»?
Ромка дёрнул плечами.
— Хэ зэ. По-моему, вы хренью страдаете с Лебедевой заодно.
— Значит, не нравится?
— А я в актёры вообще не нанимался. Но слово пацана держу. Так что прохожу год, раз Лебедева просит. А там… видно будет.
Он обернулся на Тамару.
— А тебе, вижу, нравится там, командирша?
— С чего это я вдруг командирша…
— А ты постоянно там командуешь. И сам я видел, и та чокнутая деваха рассказывала… С косичками ещё.
— Ксюха-то?
— Она, ага. Странная.
— Просто гиперактивная.
— А я гиперпассивный.
Тамара помолчала, а затем сказала:
— Ты иногда такие вещи выдаёшь, которые… которые прямо и не ждёшь от тебя.
— Да? Это какие? Чего ты от меня ждёшь?
— Что будешь ругаться, материться и забивать на всё. Например, вот Лебедева же не пацан — а ты с ней слово пацана держишь, пусть и против своей воли. Мне почему-то помогать вздумал. И другое…
Остановившись, Ромка поставил бутылку на дорогу и развернулся. Тамара мельком взглянула на воду и представила, как бултыхнулся в ней запертый в бутылке кальмар.
— Если не хочешь — так и скажи, — сказал ей Ромка.
— Да не в этом дело! — Тамара засемафорила руками. — Донести бутылку я ведь и сама могу. Просто… Получается, ты не такой уж и плохой человек, разве не так? Или ты, когда бутылку несёшь, тоже чувствуешь, что всех вокруг обманываешь?
— Фигасе, запомнила, что я говорил…
— Ну да.
Они смотрели друг на друга. Ромка был немного выше, но в плечах примерно такой