поклонился, читай как отмахнулся, Наставник, – я бы попросил вас не давать моим ученикам персональных комментариев. Статистика группы такова, что к возвращению в долину и дальнейшему образованию готовы все. Никто, – повысил голос он, – не заражен чем-то, что может подвергнуть опасности древа и их обитателей. Проверкой пригодности занимался Дикарь, и я считаю, что со своей задачей он справился. Некоторые индивидуальные особенности, будь то кривой зуб или, звезда на тебя упади, родинки на яйцах, ни вас, ни меня не касаются. Так что, если вас не затруднит, пожалуйста, не подрывайте – порядок – в моей – группе!
Его кулаки так и просились обрушиться на стол, но Наставник ограничился острым, непреклонным взглядом подрагивающих в глазницах янтарных глаз. Старший огорошено молчал, но минуту спустя овладел собой.
Он устало прикрыл глаза и вздохнул:
– Хорошо. Никто ничем не болен, все допущены. Мы ждем вас в ближайшее время.
– Да. – Наставник перевел дух. – Прошу прощения за повышенный тон. Но я не намерен извинять попытки посеять разлад в группе.
Старший поморщился от нотаций как от жужжания мухи, которая успела ему порядком надоесть.
– Пускай они собачатся друг с другом сколько угодно, – упрямо продолжал Наставник. – Если товарищи сумеют сломать одного из своих же – это будет виной последнего. Но против взрослого юнцу не выстоять. Это борьба не равная, и я хотел бы, чтобы вы услышали и осознали, какое влияние на молодую кровь имеет каждое слово, произнесенное с высоты вашего положения в обществе.
– Сойдемся на этом, – подвел черту Старший нетерпеливым взмахом руки. – Наши взгляды всегда где-то расходились, но доказывать тебе свою точку зрения… Уволь. Ты неисправимый упрямец.
– Плод от древа недалеко падает, – криво усмехнулся Наставник.
Старший оттаял. Его тонкие губы вновь тронула улыбка.
– Сезон спаривания открыт, – сделал свой ход Старший перед тем, как покинуть приемный пункт. – Успеешь принять какое-никакое участие, как считаешь?
Похоже, на этом их партия закончилась, и Наставнику был объявлен шах и мат. Он лукаво склонил голову и не смог устоять: расправил могучие плечи и примирительно хохотнул.
– Еще как успею. Не сомневайтесь.
– Тебя ждут дома, в том числе на городском совете. До скорой встречи, – сказал Старший, кивнул вновь раскланявшимся мальчикам и вышел. Старец направился к водопаду, возле которого, надо думать, оставил своего иритта.
Напряжение спало. Наставник привел в порядок оборудование после медосмотра и велел всем двигаться на выход. Ти-Цэ подхватил поток йакитов, и он вывалился на свежий воздух вместе со всеми, едва сознавая, что происходит вокруг.
Мысли о произошедшем поглотили Ти-Цэ, и даже не его одного: некоторые подростки поглядывали на него в растерянности, но без прежнего страха, а сын Наставника, Ку-Ро, не был в таком скверном расположении духа с тех пор, как отбыл ночь у столба наказаний на пару с ним.
Учитель запер приемный пункт, шагнул в сторону лагеря, и Ти-Цэ как завороженный последовал за ним чуть не в самом конце процессии.
Наставник заступился за него. Перед всеми, перед самим Старшим отстоял его, Ти-Цэ, право обучаться дальше! Он не мог понять, почему учитель сделал это для него. Почему, будучи блюстителем безукоризненного здоровья, прировнял его ко всем своим ученикам? Не все ли ровно ему должно быть, сколько из них дойдет до конца? Почему ради него Наставник осмелился повысить голос на самого Старшего?
Ти-Цэ был не в состоянии остановиться и дать себе ответ хотя бы на один вопрос – он только и мог, что генерировать новые. Только одно он знал наверняка: никогда прежде Ти-Цэ не испытывал к Наставнику такого уважения и благодарности. Он взирал на него, уверенно пересекающего джунгли, как на своего героя.
Наставник заметно повеселел. Он оживленно отмахивался от листьев и веток, лицо его так и сияло.
– Ну что, говорил я вам? А вы – позор! – так волновались. В моих учениках здоровья – жопой жуй, и пусть все Старшие это запомнят!
Кажется, он совершенно забыл о бесполезно прожитом без тренировок дне. На середине пути учитель загорланил песню о славном йаките, который со всем достоинством отстоял свою мужскую зрелость и стал отцом бесчисленное количество раз.
После небольшой передышки он завел песню снова, и некоторые ученики робко решились ее подхватить.
Наставник не возражал.
19
За день до отъезда Наставник провел с учениками небольшой инструктаж вместо обычного теоретического занятия.
– Ваши отцы – хорошие защитники, охотники и служащие, иначе никто из вас не появился бы на свет, – сказал Наставник и сделал вид, будто не заметил улыбку Ку-Ро. – Следующий месяц вы проведете с ними. Знаю, это ваше законное время отдыха, но будет не лишним, если вы напомните семьям, что приехали не дрыхнуть в гнезде и объедаться персиками днями напролет. Не теряйте времени даром, ходите за отцами хвостом. Они могут многому вас научить, и иной раз одна тренировка с родителем может в будущем спасти вам жизнь. У них было много времени и возможностей обзавестись на охоте своими особыми хитростями и приемами, и для сыновей они драгоценных знаний не пожалеют.
Ученики покивали. Наставник продолжал:
– Половина вашего пути к обряду инициации пройдена. Легчайшая половина, – недобро ухмыльнулся он. – Больше пощады от меня не ждите. Мы будем изучать борьбу, защиту и прочее в несколько раз упорнее, чтобы каждый из вас непременно завершил образование на пике своей силы и формы. Время, когда вы будете ковать и затачивать свои собственные разящие чаши, – он повел подбородком в сторону запертой мастерской, – ближе, чем вы думаете. А сейчас, – повторяю! – берите от отцов все, что можете, пока такая возможность есть. Это очень важно.
Он оглядел свою группу еще раз и удовлетворенно кивнул.
– На сегодня все. Выдвигаемся утром. Вольно.
Наставник отошел от кафедры и неторопливо пошел к своей хижине. У юношей еще оставалось немного свободного времени до отбоя, и в большинстве своем они предпочли просто лечь пораньше, чтобы приблизить следующий день. Но нашлись и те, кто решил остаться снаружи, послоняться по саду камней или вдоль забора, и обсудить между собой планы на месяц. Ти-Цэ убедился, что среди них нет Ку-Ро: тот уже скрылся в стенах амбара. Как нельзя кстати.
Ти-Цэ рассеянно болтался по двору, делая вид, что прислушивается к вдохновленным каникулами мальчикам, а сам неотрывно следил за Наставником. Из широкого дверного проема было видно, как он присаживается на постель, широко расставляет ноги, берет в руку охотничий нож и заносит над ним точильный камень. Надо думать, готовится наловить дичи на завтрак, чтобы не тратить на это время утром.
Ти-Цэ замялся. Он нервно теребил свой ремень из змеиной кожи, а желудок, казалось, переосмыслял важность содержимого. Но терзавшие его вопросы были сильнее страха быть отосланным прочь.
Сейчас или никогда.
Ти-Цэ ссутулился и нетвердой поступью пошел прямо к хижине