знаков Сибирского Временного правительства ввиду незначительной их стоимости по переводе на золотой рубль»[772].
Книги регистрации заявлений потерпевших от интервентов Амурского губернского комитета Жертервента позволяют проследить динамику сбора и поступления претензий в Благовещенск в 1925 г. (см. табл. 6)[773].
Таблица 6. Динамика сбора претензий Амурским губкомом в 1925 г.
Подводя промежуточные итоги работы на конференции Амурского губернского отдела Всесоюзного общества содействия жертвам интервенции, состоявшейся 23 июня 1925 г. в Благовещенске, А.Л. Якуцевич отмечал, что на момент проведения конференции было собрано 6405 заявлений имущественного характера, в т. ч. 3339 претензий с личными убытками: «Хотя вышеуказанный сбор заявлений и является высшим по сравнению с другими губерниями Дальнего Востока, но по выработанной Центральным правлением схеме в соответствии с количеством населения Амурской губернии в 394 тысячи [человек] необходимо достичь сбора заявлений в размере 18 тысяч»[774]. Несмотря на лучшие по Дальнему Востоку результаты работы к лету 1925 г., Амурскому отделу ОСЖИ не удалось существенно развить успех, хотя в области остались слабо охваченные работой общества уезды и волости. Как показывает отчет о деятельности Свободненского уездного комитета Жертервента от 2 апреля 1925 г., представленный в табл. 7, ситуация даже в отдельном уезде выглядела весьма неравномерно[775].
В настоящую таблицу не вошли отправленные претензии государственных учреждений на сумму 600 000 руб. Как следует из отчета, Мазановское и Свободненское отделения дополнительно были готовы предоставить претензий на сумму примерно 150 000 руб. каждое. Между тем по Селемджинской и Шимановской волостям задачи Жертервента были признаны выполненными. В остальных волостях фронт работ оставался значительным. В целом по уезду насчитывалось 26 ячеек, объединявших 820 членов, причем в Тыгдинской и Зейской волостях ячеек Общества не было образовано. Социальный состав большинства ячеек – служащие учреждений и предприятий, транспортные рабочие. Это обстоятельство имело влияние на работу уездного комитета, поскольку в общественно-политические кампании, проводившиеся в уезде, активно вовлекались представители упомянутых социальных слоев, что значительно сокращало их возможности активно участвовать в работе ДОСОЖ.
Таблица 7. Отчет о деятельности Свободненского уездного комитета Жертервента от 2 апреля 1925 г.
В Южном Приморье всего было собрано 15 145 претензий, которые были отражены в книге регистрации претензий. В числе личных убытков было зафиксировано большое количество различных вариаций насильственных действий в отношении дальневосточников: расстрелян муж, убит сын, ранение, избиение, арест и избиение, потеря здоровья, арест и порка, пытки, потеря трудоспособности, изнасилование жены и избиение, семья подверглась телесным наказаниям, убит отец, убит муж, убиты брат и отец, расстрелян муж, расстрелян сын, принудительные работы, увечье, насилие, убийство дочери, контужен, насильно мобилизован, скрывался, угроза, насильство, убит отец и брат, избиение всей семьи. Несмотря на самое большое количество собранных претензий, процент забракованных претензий был высок и в Южном Приморье – свыше 6 000 претензий не были отправлены в Центральное правление.
После вывода японских войск с Сахалина в апреле 1925 г. в составе Общества был организован Сахалинский отдел, который не сумел развернуть широкую деятельность в силу небольшого времени, которое было отведено для его существования (всего 8 месяцев), отдаленности территории и трудностей с транспортной доступностью, а также тем обстоятельством, что материальные споры в немалой степени были разрешены в ходе переговоров между японской и советской делегациями в Пекине, а затем и в процессе передачи власти на севере Сахалина в руки советской администрации. Тем не менее, как показывает письмо заведующего Сюркумским телеграфным отделом К.В. Филиппова, копия которого была направлена в Центральное правление Общества содействия жертвам интервенции, представители японской администрации вводили дискриминационные меры против русского населения и способствовали экономическому вытеснению с острова русских наряду с откровенным насилием: «На второй год своего владычества на Сахалине вводить стали и налоги. Воз песку с берега моря 30 коп., кол для изгороди 3 коп., жердь 4 коп., тысяча прутьев тальника для тына 25 руб. В селении Рыковское открыли бойню скота. Надо заколоть поросенка, тащи на бойню и плати 1 руб. 88 коп. Надо убить бычка или телку, тащи 4 руб. да еще бойщику замазку. А не поведешь и у себя дома заколешь – набьют морду, да еще и посадят на неделю. Далее ввели налоги на покосы и засевную площадь – все это за русское с русского же драли. Не понравилась русским ихняя культура и порядок, на второй год началась тяга на материк к своим русским <…>. Сбывали все свое добро за бесценок и уезжали, потому что жить с интервентами-японцами было невозможно». К.В. Филиппов привел примеры репрессий японских интервентов против сторонников советской власти и видных общественных деятелей Сахалина, несогласных с утверждением японских порядков, описал примеры жестокой эксплуатации русских рабочих, неэквивалентного обмена со стороны японских торговцев. Тем не менее, несмотря на ценность воспоминаний очевидца, это свидетельство невозможно было выставить в качестве оформленной претензии.
В местные отделы Общества порой поступали воспоминания очевидцев, которые были свидетелями военных преступлений интервентов и белых либо же присутствовали при обнаружении захоронений жертв интервентского и белого террора. Например, житель Благовещенска А.Ф. Шаптала передал в Амурский губернский отдел Общества следующее заявление: «В 1920 году я присутствовал, когда раскапывали замученных более ста товарищей японцами и белыми бандитами. Этот раскоп показывал кошмарный вид, что многие товарищи были зарыты живыми в землю. Это доказывало то, что наружных ран не было, только одни товарищи, связанные веревками. Также во время японского выступления 5 апреля 1920 года в Хабаровске был на левом берегу реки Амура и все время было видно огни – это доказует, что японцы уничтожали народное достояние. Затем беженцы, бежавшие из г. Хабаровска, рассказывали, как расправляются японцы с рабочими. После ухода их из Хабаровска мне пришлось быть в г. Хабаровске и видеть, что они сделали со складом военного снаряжения – все ценное было вывезено, часть было уничтожено огнем, оставили только кучи золы, снаряды были разбросаны по всем обрывам и окопам»[776]. Это заявление осталось без последствий, поскольку не соответствовало форме подачи претензий.
Также в ходе деятельности Дальневосточного комитета Всесоюзного общества содействия жертвам интервенции рассматривалась возможность использовать при подсчете убытков материалы, собранные учрежденной в 1921–1922 гг. в Чите комиссией правительства ДВР по учету убытков, причиненных интервенцией государству. Однако сведения по убыткам, причиненным частным лицам по Никольск-Уссурийскому, Спасскому, Хабаровскому уездам и Сучанскому району Приморской губернии и по части территории Бурят-Монгольской АССР на общую сумму 6 272 793 руб. 22 коп., не удалось использовать в работе, поскольку критерии выявления и учета убытков, а также параметры документирования информации сильно отличались от требований ОСЖИ[777]. Уточнение же этих материалов не представлялось возможным в полном объеме из-за изменения состава населения региона – проверка этих сведений и перевод их