медсанбате над землёй, кроме кухонь, не осталось почти ничего.
Тем временем в батальон поступали раненые и больные. Большинство из них не требовали серьёзного лечения, и отправлять их за пределы дивизии начсандив запретил. Хотя в сутки поступало в среднем 3–5 человек, вскоре в батальоне скопилось около 50 раненых. До сих пор они жили в одной из палаток, стоявших наверху, а с принятием решения о свёртывании всех палаток пришлось построить рядом с эвакоземлянкой ещё одну — для команды выздоравливающих. Её построили очень быстро, так как в её строительстве принимали участие и сами выздоравливающие.
5 сентября вместе с грузом из Ленинграда комбат и Прохоров привезли и почту. Помимо центральных газет, не виденных в медсанбате больше месяца, пришли письма. Это были первые письма, полученные личным составом батальона с начала войны. В числе прочих получил и Борис письмо от своей Катюши. В нём она сообщала о получении денег, о том, что в связи с призывом в армию Скляревского на неё свалилась работа и отдела кадров. Писала Катя и о том, что на огороде уже появились овощи, поэтому зиму она надеется прожить благополучно. «Ну, а там, наверно, и война кончится, ты вернёшься, и мы опять будем вместе», — заканчивала она своё письмо.
Катерина, как, впрочем, и большинство советских граждан, ещё не вполне представляла себе размеры той опасности, которая надвинулась на нашу страну, и считала, что все неудачи Красной армии — явление временное и скоро проходящее. Так, пожалуй, считали и в батальоне, хотя силу вражеских ударов видели своими глазами.
Вечером этого же дня Прохоров и комбат вновь выезжали в Ленинград, они предложили санбатовцам написать письма, а также собрать и упаковать все оставшиеся ненужные гражданские вещи, которые посылками разошлют по домам.
Все бросились писать. Отвечая на письмо жены, Борис рассказывал, что было много работы, что он с радостью отдаёт знания и силы своему делу. Катя просила его беречь себя — он успокаивал её, как мог, просил целовать ребятишек и вполне искренне сообщал, что скучает по ней и очень сожалеет, что её нет с ним. И как ни покажется такое странным и парадоксальным, это было правдой. Очевидно, он осознавал, что отношения с Таей проходящие, как война, как часть этой войны, и пока он был тут, он считал свою жизнь с ней нормальным явлением. Но стоило Борису только на минуту подумать о том, что он едет домой, что он дома, как всё это куда-то бесследно исчезало. Может быть, и Тая думала также, кто знает?.. Во всяком случае, никакого любопытства ни к полученному Борисом письму, ни к его ответу она не проявляла.
Закончив письма, все принялись упаковывать посылки. Выпросив у Прохорова наволочку, Борис уложил в неё свой старый гражданский костюм, сандалии, фуражку и немного книг, сунул туда же для ребят две плитки шоколада, которые получил в командирском пайке, зашил свёрток и надписал адрес.
Вообще-то посылок с вещами оказалось не так много, ведь мы помним, как в первые фронтовые дни и вынужденные пешие переходы многие повыкидывали почти всё, что захватили из дома.
Забегая вперёд, можем сказать, что посылки эти до своих получателей не дошли. Продвижение немцев продолжалось, вскоре они захватили Тихвин, и все грузы, в том числе и эти посылки, отправленные из Ленинграда через Ладожское озеро на станцию Тихвин, частью попали в руки немцев, частью были уничтожены. Однако в то время этого никто не мог даже и предположить.
На следующей неделе комбат и Прохоров вновь несколько раз ездили в Ленинград, привезли много фанеры, разного другого имущества и продовольствия. Вернувшись однажды, комбат сумрачно молчал, а Прохоров рассказывал, что в Ленинграде жить становится всё труднее и труднее. Любые продовольственные товары магазины отпускают только по карточкам, причём в очень небольших количествах. Со 2 сентября значительно (почти вдвое) сократили хлебный паёк гражданскому населению. Почти ежедневно фашисты бомбят город, а его юго-западные окраины часто подвергаются артиллерийскому обстрелу. Войска Ленинградского фронта пополняются за счёт народного ополчения, из которого уже организовано несколько дивизий. В ополчение идёт необученная молодёжь и пожилые люди, почти старики, которые плохо знают современное оружие и тактику боя, и хотя многие из них проявляют чудеса храбрости, всё это держится на их личном патриотизме и героизме, поэтому потери в частях ополчения очень велики.
Рассказывал Прохоров обычно в сортировке, где собиралось порядочное число слушателей. Санбатовцы впитывали новости так внимательно, что не замечали, как летит время. Так и в этот вечер: когда Прохоров дошёл, кажется, до самого интересного места, в палатку заглянул дежурный по батальону Скуратов:
— Уже давно отбой, отправляйтесь спать!
Борис вынул из кармана часы и посмотрел на них. Действительно, была половина двенадцатого.
Между прочим, мы, занятые вопросами передислокации и строительства на новом месте, как-то упустили из виду одно событие, которое, хотя и не имело большого значения для медсанбата, явилось весьма заметным для нашего героя. Когда Надежда Петровна Климова собиралась ехать в Ленинград, Тая с ней о чём-то долго шушукалась. Борис, хотя и заметил, но не придал этому какого-нибудь значения. Всё выяснилось позже.
Воспользовавшись возможностью, Тая собрала имевшиеся у неё деньги и передала их Климовой. Пока Борис сопровождал комдива в обходе лагеря, жена комдива с Таей о чём-то весело переговаривались, сидя в своей палатке. Проводив Климова, Алёшкин только вернулся к ним, как Тая вскочила и с сияющими глазами протянула Борису небольшой бумажный свёрток, при этом она громко воскликнула:
— Боруленька! Поздравляю тебя с днём рождения! Прости, что с опозданием, вот мой подарок!
Надежда Петровна встала и, протянув Борису руку, тоже поздравила его. Он, занятый ежедневной работой, совсем забыл о своём дне рождения и был очень благодарен Тае, что она не забыла. Но ещё больше он обрадовался, когда развернул бумагу и увидел прекрасные карманные часы марки «Омега». До сих пор у Алёшкина никогда не было ни карманных, ни наручных часов, и этот подарок пришёлся ему очень по душе. А Тая, увидев, какую радость доставил её подарок Борису, прямо-таки расцвела:
— Что часы? Ты посмотри, какие шоколадные конфеты тебе привезла Надежда Петровна! И где она их только достала? Для Картавцева она привезла бутылку коньяка, так что сегодня, если не будет много работы, мы отметим день твоего рождения.
С этого времени Борис Алёшкин носил часы в нагрудном кармане гимнастёрки и часто на них смотрел с гордостью.
Глава четырнадцатая
Гитлеровские войска