На узкой вихляющей меж каменными домами улочке сторожей поневоле прилепило к пленницам. Но ожидаемого понимания неизбежности такого дела мужики у Ринды не нашли. А тут ещё между едущим впереди Кеннером с парой приспешников и остальными образовался затор. Из распахнутых ворот богатого с виду дома выкатился возок, отделанный резной костью и бронзовыми узорными уголками. Четвёрка лошадей по-хозяйски привычно выворачивала на улочку, но при виде недовольно отпрянувших коней с верховыми, вдруг заартачилась. Подалась, было, назад, тут же прянула вперёд, напирая на чужаков и оглашая городок злобным ржанием.
Люди в сторонке не остались: разорались на облучке кучер с помощником, выскочили со двора несколько воинов и полезли разбираться с недоумками, перегородившими дорогу. Из возка голосил властный мужской голос, которому вторил визгливый бабий. Краем глаза Ринда заметила руки чучелки, которые та запустила в её торбу, притороченную к седлу. Пошерудив там, Аки выудила туго набитый кожаный мешочек с золотом и украшениями, сунула под руку. Переметнулась на другой бок: вытащить из своей торбы заветные сабельки.
Кеннер, обернувшись, что-то кричал своим, но его слова тонули в общем гвалте. Ринда понукнула коня к возку – как раз со стороны ворот. Мимо проскочили трое стражей хозяина подворья. Ринда обернулась: на тронувшихся за ней воинов вошедшие в раж стражи налетели и принялись хвататься за удила. Грудью налегали на коней, пугая тех ещё больше. Завертелось – успела облегчённо подумать она, когда Аки чирикнула:
– Прлыгай!
Они соскочили на землю и бросились прямиком на гостеприимно распахнутое подворье. Заскочили, огляделись – захлебнувшиеся лаем собаки, слава Создателю, привязаны – и кинулись в обход дома. К калитке в дощатом заборе, за которой задний двор. Обалдев от такого произвола, их даже поначалу не бросились ловить, хотя перед домом околачивалось с десяток народа. Снеся по пути какого-то парнишку, две оборзевшие чужачки прорвались через калитку, захлопнули её и заложили засов.
Обернувшись, обнаружили двух спешащих на перехват мужиков. Аки оскалилась и стряхнула с сабель хранящую их тряпку. Мужики резко затормозили, хлопая глазами и размышляя, чего ж теперь-то? Холопы – они и есть холопы. Не обращая на них внимания, беглянки рванули вглубь двора к деревянным постройкам, возле которых чего только не навалено. Вскочить на полупустой воз с дровами, с него перелезть на груду уложенных у стены тёсаных брёвен, с них перебраться на крышу – должно получиться.
Не вышло. Оказавшись на дровяном возу, Ринда обернулась и увидала, как в отворённую холопами калитку врывается Кеннер. Дивное дело: он вовсе не бесился от злобы – он ухмылялся, несясь к ней с пустыми руками. Даже меча не обнажил – невесть отчего подумалось ей, когда вслед за Аки принялась карабкаться на брёвна.
Ринде показалось, что ей оторвали ногу, когда настигший её женишок, поймал-таки невестушку: цапнул за лодыжку и рванул к себе. Всё, что она успела, так это швырнуть Аки свою казну. Та ловко поймала тугой увесистый мешочек и оседлала каменную ограду. Воины взялись, было, штурмовать брёвна, но Кеннер их осадил: без такого довеска, как неповоротливая княжна, священного воина храма богини Буа ещё поди поймай. Миг, и Аки будто ветром с ограды сдуло.
– Что б ты… сдох…, – задыхаясь, пробормотала Ринда, когда её припечатали к распроклятой груде брёвен.
– Ага, – согласился Кеннер, прижимая её всем ходящим ходуном телом. – Не раз это слышал. Ты как? – попытался он заглянуть ей в лицо.
– Плохо, – пожаловалась Ринда, задрав голову. – Сейчас… сердце выскочит…
И тут он облапил её лицо своими ручищами и влепил невесте первый поцелуй: жёсткий, жадный – аж в глазах потемнело. Под коленками противно замягчело, в животе что-то ворохнулось и томительно заныло. А вот в душе всё восстало против случившегося, ибо Ринда знала подлинную цену такой вот женской слабости. Досконально: уж больно наставницы в скиту были многоопытными и словоохотливыми. Учиться же на чужих промахах синегорская змеища любила и умела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вырваться не получилось: навалился, как медведь, и не ворохнуться. Плечи сжал так, что рук не поднять. А вот нащупать на поясе нож и попытаться ткнуть обнаглевшего женишка в брюхо получилось. Лезвие скользнуло по вшитому в куртку железу и вывернулось из руки. Кеннер выпустил её губы, но не отпрянул – выдохнул прямо в лицо:
– Не будь дурой.
Тяжело дыша, прошёлся носом и сжатыми губами по лицу, словно обнюхивал, прежде чем вонзить зубы.
– Пусти, – всем своим существом насторожилась Ринда, не желая поддаваться зову внезапно объявившегося сладенького подленького томления, пожирающего женскую рассудочность.
И во имя чего? Ладно, когда тебя любовь теребит или прочие страсти – оно того ещё стоит. А в её случае потеря рассудочности грозит неисчислимыми бедами.
– Уверена, что хочешь этого? – дохнуло жаром в левое ухо.
– Ты меня ещё завали прямо посреди двора, – как только смогла, холодно и брезгливо предложила она, бросив трепыхаться.
Ещё не хватало его этим раззадоривать. Что бы им сейчас не хороводило – проснувшееся подлинное желание или намерение поизгаляться, припозорить вздорную бабу – нельзя ни делом, ни словом давать подначку.
Кеннер не стал кривляться посреди двора – знал себе цену. Отпрянул, обернулся к толкущимся неподалёку приспешникам, коротко рявкнул:
– Ну?!
– Сбежала, – развёл руками один.
Второй сплюнул и покривился.
– Да и хрен с ней, – решил Кеннер, объявив: – Хватит на сегодня веселья.
Цапнул невесту за локоть и поволок обратно к брошенным посреди улицы коням. У ворот к нему, было, сунулся какой-то кричаще дорого обряженный мужик – рык княжича мигом снёс докучливого придурка.
Ринду он подсадил на своего коня. Сунул ногу в стремя, тяжело поднялся, перекинул ногу. Обхватил её рукой так, что рёбра затрещали.
– Двинули! – приказал он и понукнул коня.
Едва тронулись, пригнул голову и дыхнул в ухо:
– Что, добегалась?
– Смотри сам не допрыгайся, – не удержавшись, огрызнулась Ринда.
– Вот нынче и посмотрим, – устало проворчал он.
И бешеная шайка известного на весь Лонтферд Свирепого направилась по взбудораженной их выкрутасами улочке солидного торгового города.
Остановился княжич не на постоялом дворе, которых тут завались, а в доме самого купеческого старшины города. Куда Ринду не втащили на тычках или волоком, а внесли на руках – ещё одна подозрительная затея. Вырываться или какой-то другой глупостью ронять достоинство не стала. Но и прижиматься к этому показушнику старалась поменьше, как бы тот не давил своими лапами.
В широкой светлой гостиной горнице Ринду поставили на пол. Прямо перед невысоким поджарым стариком с лопатообразной седой бородой, загоревшим сморщенным лицом и умными насмешливыми на диво ярко голубыми глазами.
– Поймал, значит, – не выказывая перед высоким гостем и малейшего трепета, спросил он, с любопытством разглядывая беглую невесту.
– Поймал, почтенный Драбор, – неожиданно почтительно подтвердил Кеннер. – Видал, какая цаца? Заставила за собой бегать по всему Лонтферду.
– Ну, не всё же девкам за тобой бегать, – подкусил его хозяин дома. – Нужно и тебе когда-то начинать. Доброго тебе дня, мудрая княжна Риннона-Синие горы, – низко склонил он голову, так и не убрав из глаз насмешку.
– Была бы мудрая, сидела бы дома, – проворчал Кеннер, как показалось, слегка хвастливо. – Книжки бы свои читала.
– Ага, и деток бы тебе рожала, – подхватил старик. – А, княжна? Неужто ещё не распотешилась? Самого Кеннера Свирепого за собой бегать заставила. На моей памяти, впервые.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Предпочту бегать в разных с ним землях, – нехотя отдарилась шуткой Ринда, ибо решила побольше молчать. – Доброго и тебе дня, почтенный хозяин. Мне бы умыться с дороги.
– Непременно! – деланно всполошился Драбор под хмыканье Кеннера.
Тот вообще вёл себя непривычно – недоумевала Ринда. У него и нормальные приятели имеются: этот дедуля прямо-таки отечески с ним беседует. А Кеннера его подначки да снисходительность не бесят. Всё интересней и интересней – мысленно покривилась она, страстно желая остаться, наконец-то, в одиночестве. Приготовиться и терпеливо дождаться, когда Аки её вытащит.