– Не задумала, – всё никак не могла решиться она вывалить на него несусветную новость. – Но говорю, как перед самим Создателем: теперь уже окончательно ничего не выйдет. Нам не быть вместе.
– Дура! – прошипел Кеннер, досадливо ощерившись.
Ринда вздохнула и поняла: пока перед ней не поставят живую-здоровую Аки, никаких признаний. Двуликую не тронут – самоубийц нет. А как это отзовётся на чучелке? Нужен ей такой риск, как самой Аки золотистые косы да васильковые глаза над алыми щёчками.
– Дура, – безотчётно поддакнула Ринда, думая о своём.
– И всё? – недовольно уточнил он, глядя на неё с законным подозрением. – Это все объяснения? Может, хватит тумана напускать? Чего ты выламываешься, как… подлинная дура?
– Не выламываюсь, – вздохнула Ринда, всё больше тяготясь беседой, но, не имея сил злиться. – А ты всё узнаешь сегодня. Странно, что до сих пор не узнал.
Что-то уж больно мудрёные мозги им дал Создатель – подумалось ей – иной раз сам в себе никак не разберёшься. Как ни странно, ей стало жалко этого сильного неприкаянного человека. Кажется, он и вправду верит, что у них всё получится, если оба постараются. И она не исключает, что договорись они раньше, у Отрана бы так и не появилось Двуликой. Во всяком случае, не сейчас и не княжна Риннона.
– Не выламываюсь, – передразнил Кеннер с издёвкой. – Честное слово: с дурами много легче, чем с такими умницами, как ты.
– Ага, – вновь не удержалась от вздоха Ринда. – Создатель им в помощь. А теперь оставь меня. Нужно вставать и начинать новый день.
– Вставай, – всем своим видом показали ей, что не прочь полюбоваться, с чего она начнёт.
– Перестань! – мигом вернулась к ней давешняя нешуточная досада. – Меня твои никчёмные обольстительные коленца жутко раздражают.
– Это у тебя от излишней образованности, – хмыкнул Кеннер.
И вдруг, оттолкнувшись, подался к ней. Ринда пикнуть не успела, как этот подлец всей своей тушей придавил ей полтела. И этак внимательно проверил, что там у неё отразилось во взоре. Оценил секундное замешательство и подался ещё ближе, утонув локтями в перинах.
Тело мгновенно взбунтовалось, словно его поставили на страже самого себя. В голове загулял ледяной ветер ожесточённого протеста.
Кеннер, отбросив кривляния, спросил напрямик:
– Может, всё-таки стану тебе мужем прямо сейчас? Зачем время терять?
Ринда сглотнула. Шевельнула примёрзшим к нёбу языком и поняла, что сейчас встанет, возьмёт нож и на самом деле убьёт этого человека. Такой лютой злобы она ещё не испытывала – сама испугалась до сердечного холода.
– Стерва, – разочарованно выдохнул Кеннер, верно оценив её взгляд.
И толкнувшись локтями, оказался на краю лежанки. Поднялся, посмотрел на вздорную недотрогу с насмешливым сочувствием и весомо изрёк:
– Как скажешь. Я подожду своего часа.
Развернулся и потопал к двери.
Едва та захлопнулась, Ринда выдохнула, и перед глазами встал, как живой, Отран. Холодные ладошки безотчётно прижались к животу: там всё томительно колобродило и тянуло, словно просясь выпустить это наружу. Сроду не замечала за собой подобной страстности – печально улыбнулась она, собирая в кучу силы отбросить подлую мысль мчаться искать этого… этого…
Аки – встряхнул её спасительный страх. Одеяло отлетело, она подскочила и кинулась к окну. Выглянула на двор, оценила суету людей, нагружающих возы. Обругала себя идиоткой и занялась, наконец-то, помывкой вчерашней холодной водой. Не сразу и сообразила, что холода на самом деле не почувствовала.
Её одежда лежала в кресле: вычищенная и починенная. Новёхонькая шёлковая рубаха висела на спинке: никаких украшательств, но ткань дорогая с юга. Стоящие у кресла сапоги тоже с иголочки – не хуже тех, что она успела истоптать. Даже ножи не отняли, выложив на столик для рукоделья. Рядом с корзинкой битком набитой клубками нитей для вышивки. Намекают, где моё место – дёрнулась, было, она выбросить корзинку в окно.
Вовремя одумалась: не хватало ещё себя дурой выставлять. Оставила в покое ни в чём не повинную корзинку и принялась одеваться. Драбор, несомненно, уже знает: лучше не навязывать ей помощниц – княжна не в духе и не желает вокруг себя ненужного мельтешения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Одевшись и вооружившись, Ринда поскакала вниз по лестнице с твёрдым намерением немедля разыскать хозяина дома. Тот обнаружился всё в том же дворе: что-то повелительно втолковывал мужичку с хитрой рожей и весьма непочтительно засунутыми под пояс хрящеватыми пальцами. Пришлось остановиться поодаль и дожидаться, когда Драбор покончит со своими делами.
Да полюбоваться, как спустивший раньше неё Кеннер забавляется со своими дружинниками, встав с парой мечей против троих. Что-что, а воинские забавы её никогда не интересовали: скучное, по сути, занятие. Ринда, было, взялась разглядывать широченное хозяйское подворье, на котором всё кипело, бегало, звякало и гомонило, но к ней подошёл Драбор. Нарочито поклонился княжне великого рода – пускай все видят, что он соблюдает вежество. Затем почтительно уставился на неё и по всем правилам обряда учтиво осведомился:
– Хорошо ли почивала, княжна?
– Издеваешься? – брякнула она, припомнив их свободное общение не далее, как вчера.
– Люди смотрят, – укоризненно буркнул старик.
– Благодарю, почтенный Драбор! – напоказ ответствовала достопочтенная девица. – В таком доме, да на таких постелях грех плохо почивать. Нужно быть законченной стервой, чтобы докучать тебе придирками, – шепотком закончила она.
– А ты ещё не законченная? – невинным голосом уточнил Драбор.
– Да где уж там? – дурашливо отмахнулась Ринда. – Ещё совершенствоваться и совершенствоваться. Женишка-то мне подсунули ого-го. Волчьи клыки до пупа: того и гляди, сожрёт и костей не оставит.
– Да ну? – так же дурашливо округлил глаза Драбор. – А от тебя вышел довольнёхонький. Я, было дело, подумал, что вы наворковались всласть. Вчера-то вечером смурной был, как туча. Всё девок к тебе гонял.
– Зачем? – опешила Ринда, лихорадочно размышляя о том, что холопки могли увидать или услыхать.
– По его словам, проверить: не окочурилась ли его резвая на ногу жёнушка?
– Проверил? – Ринда выжидающе посмотрела на остроумного хозяина.
Старик ожёг бестолковую укоризненным взглядом и успокоил оглушительным признанием:
– Что творится в моём доме, первым узнаю я, Двуликая. И не каждому перескажу. Как и мои холопы.
Ринда перевела запрыгавшее зайцем дыхание и тихо поблагодарила:
– Я тебя ещё совсем не знаю. Но очень хочу узнать ближе. Потому что отныне твоя должница. Всё на свете не обещаю. Но, что смогу, для тебя сделаю.
– Солидная награда, – задумчиво оценил мудрый старик. – Многообещающая. Надеюсь, в этот раз ты не преминешь занять то место, на котором она не превратится в пустой звук.
– И захотела бы, так не смогу, – призналась Ринда, бросив мимолётный взгляд на сражающегося Кеннера. – Не знаю, поймёшь ли? Сама ещё толком не уразумела: в голове сумбур да сладостные ожидания. Смех и грех. Но у меня такое чувство…, – осеклась она, испытующе глядя на старика, подумала и рискнула затронуть потаённое: – Я нынче свободна, как никогда не бывало. И одновременно стреножена, как никогда. Будто заклятье на меня наложили. И от своего…
– Отрана тебе уже никуда не деться, – тихонько помог ей старик. – Ну, чего вылупилась? А то я не знаю, кого к нам вчера в город занесло. А после и в мой дом к одной… девице-красавице. Рааны, знаешь ли, запросто в чужие окошки не лазят. Лишь к своим любушкам, перед которыми ласковей ягнят.
– Слышала эти сказки, – отмахнулась Ринда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Кабы сказки, – нравоучительно возразил Драбор. – А я-то уж навидался, как Двуликие из своих мужиков верёвки вьют. Добро, хоть все умницы, как на подбор. Стань Двуликой какая-нибудь дура набитая, страшусь представить сей подарочек. Так что, девка, ты ничуть не погрешила против истины: ты нынче свободней всех свободных. Никто тебе не указ. Оно и пугает. Не натворила бы каких бед в сердцах-то.