А когда отложили засов и вывалились на двор…
– Соскучилась? – с издёвкой осведомился Кеннер сын князя Кендульфа из Кенна-Дикого леса.
Он сидел на выставленной напротив бани лавке и что-то лакал из огромной деревянной кружки. Ринда даже оглядываться не стала: и без того понятно, что баню обложили со всем старанием. Уж больно добыча прыткая – читалось в насмешливо сощуренных глазах женишка.
А вот на стоящих у крыльца хозяев Ринда глянуть не преминула: многозначительно да многообещающе. С деда, как с гуся вода. Зато умилительная супружница испугалась и попятилась за спину мужа.
– Дурить не советую, – покачал головой Кеннер. – Взбрыкнёшь, твоё чучело заморское тотчас прикончат. А ты её любишь, – неожиданно уважительно изрёк бездушный ублюдок. – Так что…
– Меньше болтай, – холодно продолжила Ринда. – Не к лицу тебе повадки трусливых брехунов.
– Точно, – ничуть не обиделся женишок.
Отставил на лавку свою бадейку, поднялся и подошёл к не в меру резвой невестушке. Навис, как это у него водится, и заглянул в глаза: цепко, испытующе.
– Где подарки? – задрав голову, нахально осведомилась невеста.
– Так, дарил уже, – деланно удивился Кеннер и…
Покосился на крыльцо. Хмыкнул и уточнил:
– Желаешь хозяев своих продажных прикончить? В подарочек себе.
Бабушка Проска взвизгнула и ломанулась в дом. Дед смертельно побледнел, но на месте устоял.
– Догадалась, что они весточку в город послали? – продолжал веселиться Кеннер. – Так чего же в баню полезла. Чего в бега не ударилась? Хотя, мне это лишь на руку. А хозяева…, – нарочито зловеще протянул паршивец. – Так для собственной жены мне ничего не жалко. Скажи слово, и вырежем весь хутор. Оно и лучше: не станут болтать.
Злости к тупым продажным крестьянам никакой – прислушалась к себе Ринда. Толку их убивать, когда дело сделано – раньше нужно было.
– Пусть живут, – брезгливо процедила она. – Надеюсь, ты не собираешься их награждать за донос?
– Обойдутся, – столь же брезгливо бросил он. – Ну что, двинули? Жёнушка, – от души зловеще ласково прогудел женишок. – Домой пора. Княжить.
Глава 22
За бока не хватали, по рукам-ногам не вязали, на седло кулём не сваливали. Чем несказанно удивили. Видать, Кеннер не желает ронять честь княжьего имени перед воинами – только и пришло на ум правдоподобное объяснение.
Он махнул рукой, и к бане вывели коня для его будущей княгини. Остановили шагах в двадцати от бани, дескать, не тяни, побегушница синегорская, садись, коль поймали. Ринда цапнула за руку с виду безвольную Аки. Пошла, было, к коню, и рядом тут же оказался воин с лисьей мордой да бегающими глазками. Попытался оттереть чучелку, и Ринда без разговоров ткнула ему в лицо ножом. Увернулся подлец – а как иначе – и синегорская змеища во всеуслышание заявила:
– Тронете её, горло себе порежу!
Знает она их волчьи повадки – не на сеновале родилась. Усадят Аки в чужое седло, да и пристроят на задворках конного строя. А там тишком, да в сторонке от княжны умыкнут: ищи её свищи. Могут и прирезать с глаз подальше: давно распознали, кто их товарищей прикончил. Зуб точат на заморскую тварину.
– Кому она нужна? – попытался замазать глаза едкой насмешкой Кеннер.
– Избавь меня от пустого вранья! – зло прокаркала Ринда, отступая к самой бане. – Я сказала, ты услышал! Доказывай потом, что не самолично меня прирезал. Кто поверит?
– Взяла за кадык, – вынужденно признал Кеннер.
Будь он ему женой, никто бы слова не сказал против его самоуправства: мужик в своём праве. А вот невесту должен доставить тихо, чтобы волос с её головы не упал. Никто не станет доискиваться доказательств её самоубийства: обвинят того, кто не доглядел. Пока на её поясе ножи, рисковать не станут – знала Ринда, что у неё ещё осталось для самозащиты. А вот потом подловят, отнимут и скрутят в бараний рог – в этом она ничуточки не сомневалась. С воинами ей не тягаться. Но сколько получится, она будет настороже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Пустите ко мне коня! – приказала синегорская змеища, шипя и сверкая презрительным взглядом.
– Страшна! – ответил презрительной же насмешкой Кеннер, но отступил. – Не обосраться бы с перепуга.
Вокруг дружно заржали: громко, нарочито напоказ, желая смутить оборзевшую девку. Нашли, чем в краску вогнать – отскакивали насмешки от каменного личика княжны. Холопы – сияло в её глазах непререкаемым пренебрежением к их потугам. И подлинного веселья не получилось. Первыми позатыкались те, кто видел её лицо, а после и остальные, почуяв неладное.
– Умеешь, – не постеснялся признать Кеннер, отобрав поводья выводимого к бане коня.
Подвёл собственноручно – не погнушался. На Аки даже не глянул, спросил с деланным почтением:
– Стремя придержать?
– Лучше язык свой придержи, – тихо процедила Ринда. – Всё, что сейчас сгоряча брякнешь, потом чем угодно отзовётся.
– Угрожаешь? – с неприкрытым удовольствием уточнил женишок.
– Брось, – досадливо поморщилась она. – С какой стати? Ты мне вроде не навязывался. Под чужую дудку пляшешь. Как и меня норовят заставить, – честно ответила княжна гневно сверкнувшим глазам княжича. – Зря. Это не упрёк, не насмешка. Я ничем тебя не лучше. Просто у тебя есть отец, которому ты подчинился. Знать, князь Кендульф того стоит. А я сирота, – не удержалась Ринда от едкого напоминания. – Мне подчиняться чужим людям не резон. Не обессудь.
– Чужим – это мне? – скривился в усмешке Кеннер. – Что-то я никак в толк не возьму: ты от женитьбы бегаешь, или от меня?
– От женитьбы. Ты или другой – мне без разницы.
– Не знаю, как другой, а от меня не убежишь, – почти равнодушно предупредил он. – Занятно, конечно, поохотиться на двуногую дичь. Да ещё такую пронырливую, – покосился бывалый охотник на Аки.
– Не угадал, – буркнула та.
– Значит, все ваши выверты твоя заслуга, – правильно понял Кеннер, окинув невесту непонятным взглядом. – Пожалуй, тебя и вправду угораздит меня прикончить. На цепь тебя посадить, что ли?
– В землю закопай, – устало выдохнула Ринда, глядя мимо изгаляющегося охотника, настигнувшего дичь так красиво. – И поливать не забывай.
– Зачем? – не понял он.
– Глядишь, оттуда твой наследник и проклюнется. Наследник ведь тебе нужен.
Он заржал. Не нарочито, не презрительно – от души, как смеются над доброй шуткой.
– Ты редкостная стерва, – отсмеявшись, похвалил Ринду жених. – С тобой не соскучишься.
– Ты ещё влюбись в меня, – поморщилась она.
– Кто знает, – задумчиво пробормотал Кеннер. – Кто знает.
– Хватит! – аж перекосило далёкую от трепетных чувств невесту. – Я устала. Отойди от коня. Я последую за тобой, но твои люди не должны приближаться ко мне ближе, чем на десять шагов.
– Думаешь, тебе хватит зарезаться без помех? – нарочито заботливо уточнил Кеннер.
Хмыкнул и потопал к своему коню, так и не отдав распоряжений насчёт наглых требований пленницы. Но знак, видимо, подал: воины, окружившие княжну с её зверушкой, держались в небольшом удалении. Зато уж и подпёрли ретивых девиц со всех сторон: вскачь не сорвёшься.
– Побежим? – первым делом спросила Аки, оказавшись за спиной подруги.
– Непременно. Не пойму, чего Кеннер добивается, но жениться намерен твёрдо. Его намёкам, что мне после этого не поздоровится, можно верить. И на себе это испытать не рвусь. Чучелка, нам бы хоть засть золота из торбы вытащить, да на себе пристроить. Потихоньку от чужих глаз. Получится?
– Со всех сторлон пялятся, – проворчала та. – Прлиметят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Подгадать бы подходящий момент, – досадливо пробормотала Ринда, стараясь не коситься на сторожей, дабы не насторожить тех понапрасну.
Но до самого города подгадать тот распроклятый момент так и не удалось: с них не спускали глаз.
Борня, как и ожидалось, была скорей не городом, а одной большой крепостью, за стенами которой селиться не разрешали. При виде возглавлявшего малую дружину Кеннера из Кенна-Дикого леса стража у ворот перекосилась рожами, но вытянулась в струнку. Сборщик въездной пошлины даже не пытался соваться к этому упырю: прозвище Свирепый зазря не раздают.