Он взглянул на часы.
– Кофе – это хорошо, – ответила Ли.
– Два кофе, – сказал Хаас.
Ведьма кивнула и направилась к двери. Ли откашлялась.
– Лучше закажите на троих. Я хочу поговорить с Беллой.
Хаас пристально посмотрел на Ли, но ничего не сказал. Белла вышла и вернулась с подносом, накрытым салфеткой, из-под которой она достала три чашки костяного фарфора, сливки, сахар и кофейник, наполненный до краев эрзац-кофе. Она наклонилась над столом, налила кофе в чашку Ли, предложила сливки и сахар, после чего налила кофе, сливки и положила сахар в чашку Хааса.
Когда Ли забирала свою чашку, она обратила внимание на покрасневшую воспаленную царапину за левым ухом ведьмы рядом с контактом. Вид этой красноты на бледном шелке кожи заставил Ли остро почувствовать, что перед ней женщина, теплая и живая под своим свободным платьем. Она еще раз прокашлялась и оглянулась, но успела заметить легкую насмешливую улыбку на лице женщины.
– Итак, майор, – спросил Хаас. – Что вы хотите узнать?
Ли достала сигарету и вопросительно посмотрела на Хааса.
– Не возражаете?
– Пожалуйста, как вам будет угодно.
– Хотите сигарету?
– Никогда до них даже не дотрагивался.
– Хорошо вам. – Она прикурила и сделала первую затяжку, такую восхитительно приятную после кофе. – Дольше проживете. Мне просто нужно расспросить Беллу о пожаре. Я собираюсь поговорить со всеми, кто был внизу, когда это случилось.
– Понимаю.
– Это не займет даже минуты.
Ли замолчала, надеясь, что Хаас не станет дожидаться, когда она попросит его выйти.
– Никаких проблем, – сказал он после короткой паузы. – Я вернусь через двадцать минут.
Ли показалось, что, прежде чем выйти, он бросил острый взгляд на ведьму, и она подумала, что становится слишком подозрительной.
Дверь за ним закрылась с легким шорохом, и они с Беллой молча посмотрели друг на друга. У Ли было странное ощущение того, что с плеч Беллы как будто свалилась тяжесть. Как будто одно только присутствие Хааса заставляло ее молчать. Она вспомнила напряженность в самый первый вечер, которая ощущалась даже биодетекторами кожи, и ей стало интересно, на чем держится власть Хааса над Беллой.
Белла глубоко вздохнула.
– Я не… Я хочу сказать… – вымолвила она и замолчала, словно натолкнулась на стену.
– Так что вы «не»? – спросила Ли. Но Белла только покачала головой.
Ли вернулась на свое место, села и докурила сигарету молча. Она пыталась поймать рыбку в мутной воде, позволив Белле сделать первый шаг. Белла знала гораздо больше Ли о событиях в шахте в тот день. И Ли подумала, что каждый мужчина, женщина или ребенок на этой станции знает больше нее.
– Гражданка… – сказала Белла.
– Здесь так не обращаются, – ответила Ли. – Люди здесь – граждане с рождения.
– Но не конструкции.
– Не конструкции, – согласилась Ли.
– И не Шарифи.
– Нет, – подтвердила Ли. – Не Шарифи.
Коэн был прав, как всегда: некоторые из свиней более равны, нежели другие.
Она посмотрела на лицо Беллы, наполовину закрытое тенью, и поймала себя на том, что искала в нем знакомые черты геномов компании «КсеноГен». Не слишком ли плавная эта линия лба, не слишком ли она закруглена, чтобы считаться полностью соответствующей образцу кавказской расы? И является ли эта поразительная комбинация бледной кожи и неуловимых китайских черт чистым совпадением или застенчивым эхом не столь далекой истории? Ей стало интересно, кого Шарифи напоминала Белле и кого напоминает ей она сама.
Идеальные передние зубы закусили совершенную по форме нижнюю губу. Совершенные по форме кисти сплетались пальцами, как два любовника.
– Кто убил ее? – прошептала Белла.
– Кто сказал вам, что Шарифи убили?
– Разве это важно? Ведь каждый знает… Прекрасные глаза странного неестественного темно-лилового цвета сверлили Ли.
– А что еще знает каждый?
– Я… я не со многими говорю. Только с Хаасом. Голос Беллы был на удивление низким, она говорила с акцентом, иногда запинаясь в поисках подходящего слова. Когда она произносила имя Хааса, ее голос зазвучал еще ниже.
– Я не знаю, кто убил ее, – сказала Ли. – Именно для этого я – здесь. Чтобы найти ответы.
Белла наклонилась вперед, и Ли услышала, как ненадолго прервалось ее дыхание.
– А когда вы найдете их? Что тогда?
Ли пожала плечами.
– Плохих парней накажут.
– Независимо от того, кто они?
– Независимо от того, кто они.
После этого уже не о чем было разговаривать. Белла сидела словно каменная. Казалось, она готова сидеть так вечно. И уж совершенно точно до прихода Хааса.
– У вас есть фамилия? – спросила Ли просто для того, чтобы сказать что-нибудь.
– Просто Белла, – ответила ведьма.
Она произнесла свое имя, как название на этикетке, ничего не имеющее общего с ней.
– У вас контракт с АМК, правда?
Рот Беллы стал напряженным.
– С Синдикатом Мотаи. АМК – вторичный держатель контракта.
– Извините, – сказала Ли. – Я ничего не знаю о… как все это организовано. Возможно, я сказала что-то очень глупое.
Она подняла глаза и обнаружила, что Белла пристально смотрит на нее.
– Что? – спросила она.
Белла прижала руку к жилке, пульсировавшей у основания ее шеи, жестом, который Ли узнала сразу же по вызвавшему смутное беспокойство проявлению дежа вю. Это был прием проверки работы биосистемы, которым пользовались солдаты Синдикатов.
– . Ничего, – ответила Белла, уронив руку себе на колени. – Вы просто… напомнили мне кое-кого.
– Кого? – спросила Ли, хотя прекрасно знала ответ.
Белла улыбнулась.
– Вы хорошо знали Шарифи? Она рассказывала вам о своей работе?
– Не очень. – Белла нервно потерла покраснение за ухом, быстро убрав руку, как ребенок, сковырнувший болячку. – Извините, – сказала она. – Но я действительно ничего не знаю.
– Я уверена, что вы знаете больше, чем вам кажется. Просто нужно все вспомнить и сопоставить. Расскажите, что вы помните о пожаре. Может быть, мне удастся что-нибудь связать.
– Не могу вам сказать. Я не помню.
– Просто начните сначала и рассказывайте все, о чем помните.
– Но я все вам рассказала. Больше нечего рассказывать. Я ничего не помню.
И она принялась плакать.
Она плакала, не издавая звуков, слезы катились по щекам, как капли дождя по вырезанному из камня лицу статуи. Ли поставила локти на колени и смотрела, чувствуя себя неловко и неуютно. Она никогда не видела, чтобы взрослая женщина так плакала. Казалось, что внутри нее что-то раскрылось, освободив ее от странного чувства стыда, заставляющего плачущих закрывать свои лица. Или, может быть, у нее никогда и не было этого чувства?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});