– Ну, – сказал он, глядя прямо в глаза Ли. – Вы становитесь все любопытнее и любопытнее.
– И вы тоже. – Ли села на табурет напротив Дааля и посмотрела на бумаги и микрофиши, лежавшие на столе. Она увидела там правила техники безопасности на шахте, заголовки статей Комиссии по безопасности горных работ ООН, протоколы Генеральной Ассамблеи, судебные бумаги.
– Вы – что-то вроде шахтерского адвоката, Дааль?
– Можно и так назвать. Хотите пива?
– Спасибо. – Она достала свои сигареты. – Можно? Дааль попросил кого-то в передней комнате принести пиво, затем взял предложенную ему сигарету. Когда она наклонилась над столом, чтобы дать ему прикурить, он взял ее запястье и стал разглядывать слабые линии проводов.
– Говорят, что ты – героиня, Кэти. Неплохо для шахтерской девочки. Скажи, действительно ли игра стоила свеч?
Она пожала плечами.
– Я не помню.
Они молча курили. Кто-то открыл дверь, поставил три бутылки пива на стол, обошел стол и сел рядом с Даалем. Когда он садился, настольная лампа полностью осветила его лицо, и Ли узнала в нем молодого представителя рабочих из спин-новостей, выступление которого так разозлило Хааса.
– Что это? – спросила она. – Допрос комитета?
– Это Лео Рамирес, представитель ИРМ[9] в городе. Он просто собирается присутствовать во время нашего разговора. Если вы не возражаете, то пусть так и будет.
– Конечно, что мне беспокоиться? Пригласите троцкистов. Развесьте портреты Антонио, черт возьми, Грамши.
Рамирес улыбнулся, темные глаза сверкали на его симпатичном лице.
– Я и не знал, что вам разрешено знать, кем был Грамши.
– «Вам»? – шепотом пробормотала Ли и закатила глаза.
Дааль просто улыбнулся и продолжал курить.
Выкурив ровно половину сигареты, он вынул носовой платок из кармана рубашки, затушил окурок, аккуратно завернул его в платок и положил платок назад в карман.
Эта процедура заняла у Дааля почти четверть минуты, и когда наконец он заговорил, то голос его зазвучал так спокойно, словно они обсуждали погоду.
– Почему вы заставили Хааса осушить сияющую воронку?
Ли пожала плечами.
– Я думала, что он что-то скрывает о пожаре. Я хотела добраться до ее дна раньше, чем он отправил бы туда других.
– Это так альтруистично с вашей стороны, – сказал Рамирес.
– Да, конечно. Я – настоящая героиня.
– Зачем на самом деле вы были посланы Секретариатом? – спросил Дааль.
Ли отхлебнула пива, задумалась, затем поморщилась от боли, когда жидкость коснулась обнаженного нерва на месте удаленного зуба.
– На замену Войту и для расследования случившегося. Если и была другая причина, то меня в нее не посвятили. Вообще мне показалось, что мы здесь для того, чтобы вы мне что-то рассказали.
– Мы дойдем до этого. Но сначала я хотел бы получить кое-какие ответы.
– У меня может не оказаться тех ответов, которые вам нужны, Дааль.
– Конечно, они у вас есть. Вы просто не задумывались об этом. Итак, почему ООН послала именно вас?
Ли пожала плечами.
– Шарифи была очень знаменита. Когда погибает кто-либо вроде нее, людям хочется, чтобы покатились головы. Я здесь для того, чтобы их срубить.
Рамирес сдержал смех. Дааль продолжал смотреть на нее своими выцветшими внимательными глазами.
– Если у одного из наших друзей была бы информация, которая могла бы помочь вам, что бы вы могли отдать за это?
– Если вы считаете, что я готова купить у вас информацию, то мой ответ – ничего.
– Не купить.
Дааль встал и прошел к единственному окну в комнате. Жалюзи отбрасывали полоски грязно-зеленого света на его лицо и редеющие волосы, образовав некое подобие ореола.
– Деньги в сравнении с тем, что нам нужно, это слишком просто. И нам нужно убедиться, что с вами стоит иметь дело. Нам нужны… гарантии.
Рамирес не вступал в разговор, и, когда Ли взглянула на него, он вытянулся вперед, сидя на своем табурете и глядя на них так, что стал похож на крысу, ослепленную шахтерской лампой. Она подумала, что, возможно, он знает шахты, но в этой комнате он явно лишний. Это была шахтерская территория, солдатская территория. Территория, на которой шел кровавый спор.
– Почему бы вам не сказать конкретно о том, что вы хотите. Тогда мне станет понятно, стоит ли торговаться.
– Две вещи. Во-первых, если то, что вы узнали о пожаре, объясняет еще чью-нибудь смерть, кроме Шарифи, то мы хотим знать об этом.
– Вы хотите, чтобы я передала вам информацию о проводимом следствии? За это я могу лишиться работы.
– Не нам нужна эта информация, – сказал Дааль. – Мы просто хотим, чтобы она стала гласной.
– Вы имеете в виду и то, что включено в следственные материалы?
– Включая все, что поступит в архив. Мы догадаемся, как это потом использовать. Правда, Лео? Рамирес кивнул головой.
– Нам нужно, чтобы вы проверили, что в отчет о несчастных случаях было включено все, что происходило до сегодняшнего дня.
– Отчет об авариях АМК? Не могу поверить, что я вам нужна для того, чтобы неофициально получить эти материалы, – сказала Ли.
Дааль поднял брови.
– Тогда понятно, что вы потеряли больший объем памяти, чем полагал подпольный доктор.
Ли водила стаканом с пивом по столу, рисуя правильные прямые углы. В результате на потрескавшейся поверхности получился запотевший квадрат.
– По сути, вы просто предлагаете мне делать мою работу. Открытое расследование обстоятельств смерти Шарифи. И еще этот отчет о несчастных случаях. Он все равно является открытой информацией, так?
– Так. Поскольку несчастные случаи со смертельным исходом продолжаются.
– Ага. И что еще вы хотите?
Дааль закусил нижнюю губу и снова посмотрел в сторону окна.
– Нам нужны данные Шарифи.
Ли захлебнулась пивом и стукнула стаканом по столу, расплескав жидкость.
– Она занималась исследованиями в области обороны, Дааль. Ваше требование попадает под действие Закона о шпионаже и подстрекательстве к мятежу. За нарушение этого закона расстреливают. И быть расстрелянной не входит в мои планы на этот год.
– Есть вещи, ради которых стоит нарушать закон, Кэти.
– Для вас, возможно.
– Дело не только в том, что АМК убивает шахтеров. Что-то происходит в самой шахте. Во всех шахтах. Посмотрите на сводки добычи. Посмотрите на отношение человеко-часов к объему добытого живого конденсата. Мы добываем все меньше и меньше живых кристаллов. Вольноопределяющиеся шахтеры говорят об этом уже долгие годы. И с этим согласны многие шахтеры компании. И Шарифи говорила об этом до своей смерти. Она сказала мне об этом, глядя прямо в глаза: «Анаконда умирает. Весь конденсат Мира Компсона умирает».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});