руки, и Грей позволил себе выдохнуть скопившийся воздух. Он посмотрел на снаряжение, валяющееся на полу, но не стал его поднимать, потому что тело все еще болело слишком сильно. Опустив плечи, мальчишка вернулся в спальню, закрыв за собой дверь.
Ночь снова полнилась лишь звуками дождя и треском поленьев в камине.
Грей сидел на диване в своей комнате и смотрел, как языки пламени танцевали в жарком мареве. Во рту пересохло, но мальчишка не стал подниматься за кувшином с водой. Ему хотелось вытащить кусок полена и кинуть на занавеску, чтобы через минуту все здесь полыхало.
Худая грудь мальчика вздымалась под тонкой рубахой, намокшей на спине и в подмышках. Грейден закрыл глаза, погружаясь в густую атмосферу заряженного воздуха, будто гроза вот-вот начнется прямо здесь.
«Я ошибка», – перекатывал эти слова на языке мальчик. Эта мысль показалась ему такой естественной, что захотелось рассмеяться. Во всяком случае, это хорошее объяснение всего того, что с ним происходило в последнее время.
«Но для вас я стану последней ошибкой, учитель».
Глава 14
Первая записка, которую Кейран, якобы случайно столкнувшись, сунул Грею в ладонь, была короткой.
«Здесь ни хрена нет сахара».
Грей смял ее пальцами и изничтожил в мелкие кусочки, спрятав в своей темной комнатушке в щели между рваными обоями и плинтусом. Ворчание Кейрана на бумаге стало тем, что более-менее держало Мастера в руках во все последующие дни, в которые не происходило ровным счетом ничего.
Грейден исправно присутствовал на молитвах, потом шел на работу и выполнял то, на что ему хватало сил. Нога и вся правая сторона тела ныла от боли так, словно Грея сворачивали жгутом, но он вспоминал свои годы в Ордене и терпел, стиснув зубы.
Терпеть боль его научили с детства, и даже наличие эликсиров и теплого шерстяного бока Греха не искоренили эту привычку.
Про Фергуса тоже ничего не было слышно. С тех пор как его повязали на перроне, в городе воцарилась подозрительная тишина, как будто ничего и не случилось. Грею казалось, что вокруг все всё знали и скрывали от них, что весь город словно был пропитан этой ложью, и он делился этим в коротких записках Кейрану. Тот в ответ понимающе смотрел каждый вечер в таверне, но к Грею не подходил и мрачно доедал свой ужин в углу.
Грейден старался подавить свою нелюбовь к социальным взаимодействиям, охотно пускался в разговор с каждым подсаживающимся к нему человеком и даже нагло подсаживался сам. Внутри все переворачивалось от этого, но потом послушно затихало, оставаясь горьким вкусом на губах после отвратительного местного чая. Грей снова вспомнил чудесно заваренные Грехом травы и мысленно дал себе затрещину – не в его характере быть столь сентиментальным.
Алоизас был хорошим куратором в рамках Теневаля – всегда хвалил за сделанную работу, узнавал, как прошел день, и раздавал советы даже тогда, когда его не просили. Грей старался вести себя покладисто, слушал его, но время от времени взгляд Алоизаса немигающе на нем застывал, и Мастеру снова казалось, что он на допросе у настоящей змеи.
Слишком хищно улыбался Алоизас, и слишком тонкая грань чувствовалась в его приветливых словах. После разговора с ним Грейден ощущал себя так, будто в одиночку грузил вагоны, – настолько выматывающими были диалоги. Нужно было анализировать как свою речь, так и жесты, иначе к Алтарю он подберется совсем не как работник месяца.
Ничего не происходило на протяжении двух недель. Записки Кейрана становились более сухими и нервными. Грей замечал, как бледнее делалось его лицо с каждым разом, и гадал, как выглядит сейчас он сам.
На утренних и вечерних молитвах Грею с трудом удавалось не выдавать себя. Он старался сидеть как все, с плотно сомкнутыми ладонями и опущенной головой, но взгляд время от времени скользил по вдохновленным лицам и останавливался на Целителе в расшитом звездами балахоне.
На постаменте возвышалась статуя Мирзы – одного из Братьев Создателя, покровителя культуры, отдыха, искусства и всего прекрасного. Его полуобнаженное тело было искусно вырезано из темного камня, все украшения светились серебром, и лукавый прищур глаз казался живым. Статуя была очень ухоженной, и Грей, впервые увидев ее, очень сильно удивился тому, насколько хорошо она сохранилась. После Инкурсии, да и до нее, все храмы пришли в такой упадок из-за развития технологий, что никто уже настолько тщательно не молился Божествам.
Но небольшие алтари Мирзы, его изображения и статуэтки можно было обнаружить в театрах, цирках, художественных выставках и даже книжных лавках.
«Может, Инкурсия случилась по вине людей, что забросили религию», – хмуро размышлял Грей, глядя на изящные пальцы Мирзы.
Было странно. Ведь изначально Пятеро Братьев оберегали Крестейр плечом к плечу и правили Алторемом, так почему же в какой-то грязной секте поклонялись Мирзе? Это не считалось отступничеством, но при этом способы почитания были весьма странные. Грей не помнил, чтобы артисты, писатели и художники раз в месяц приносили кровавую жертву во имя искусства. И сам Мирза был олицетворением прохладной луны, дарующей свет во тьме и посылающей вдохновение. Его брат-близнец Кадасси был его копией, но только солнцем, и на изображениях его смуглые пальцы осыпали народ золотыми монетами. Они были солнце и луна, день и ночь, богатство физическое и богатство души.
Так почему здесь поклонялись только Мирзе, да еще и таким способом?
Грейден незаметно осмотрел высокий свод храма, когда двигался с толпой наружу, но изображений Кадасси или Создателя не было ни на картинах, ни на витражах и гравюрах.
Грей нахмурился и встретил такой же встревоженно-мрачный взгляд Кейрана, прежде чем толпа их разделила. Тот соглашался с его подозрениями.
Становилось только запутаннее.
* * *
Яркий диск солнца медленно скрылся за крышами домов, окрасив небо в переливы оранжево-розового. Где-то за городскими стенами начинался июнь, и Мастер Грейден на секунду попытался вспомнить, как спеют первые плоды, жужжат насекомые и пахнет после грозы. Наверное, он перетрудился, раз в голову лезут мысли о природе, а не о том, что их пребывание в Теневале не продвинуло план ни на шаг. Мастеру казалось, что те крупицы информации и редкие попытки выяснить, где держат Фергуса, ничтожны, и время утекает, как вода в решете.
Грей потер правое бедро и выругался на Алоизаса: тот снова задерживался. Привычным движением Мастер потянулся в карман за часами, но вспомнил, что они остались вместе со всеми вещами у Йеля.