удалось передать форму руки Лизы – очертания пальцев, дуги ногтей, плоть и кровь. Беллина, сидя у окна, укладывала стежок за стежком на холстяной ткани – нитка цвета фуксии следовала за снующей вверх-вниз вышивальной иглой, а сама рукодельница то и дело поглядывала на серебряный карандаш в руке художника, порхающий над листом бумаги – вроде бы аккуратно, но как-то вольготно, без усилий.
– Возможно, вы слышали новость, синьора? – сказал мастер Леонардо, не отрывая взгляда от своего наброска. – Пьеро де Медичи погиб.
– Мадонна! – вырвалось у Лизы; она словно хотела встать, но удержалась и застыла в прежней позе.
Карандаш в руке мастера замер.
– Да, утонул в реке Гарильяно вместе со своей артиллерией. Я слышал, они бежали от испанцев.
Беллина усердно ловила каждое слово художника, делая при этом вид, что ничего не слышит.
– А что с его женой и детьми? – спросила Лиза.
Мастер Леонардо пожал плечами:
– Они целы и невредимы, насколько мне известно. Говорят, уже добрались до Рима, где живет ее мать.
Серебряный карандаш снова заскользил по бумаге. Леонардо да Винчи уже множество раз приходил в дом Лизы и Франческо с толстыми стопками чистых листов и пеналами, полными карандашей, угля и мела. Однако за краски он так до сих пор и не взялся, к портрету не приступил, хотя прошло несколько месяцев.
Наблюдая за Лизой из дальнего угла помещения, Беллина должна была признать, что мастеру Леонардо мало-помалу удается развеять тоску ее госпожи. Ни сама Беллина, ни Франческо, ни, уж конечно, свекровь до сих пор не смогли уговорить ее сменить траурное платье на другой наряд или достать из многочисленных шкатулок и надеть какое-нибудь драгоценное украшение. Но когда мастер Леонардо, не переставая рисовать, втягивал Лизу в беседу, Беллина впервые за долгие месяцы видела, как щеки хозяйки обретают намек на здоровый румянец. Маэстро определенно знал, как сделать так, чтобы позирующий ему человек расслабился, – для этого художнику хватало пары добрых слов и улыбки, даже если беседа затрагивала невеселые темы.
– Вдова Пьеро де Медичи – римлянка, – продолжал он, – а их дети еще слишком малы для того, чтобы устроить во Флоренции государственный переворот.
– Конечно, – кивнула Лиза. – А братья Пьеро никогда не умышляли против Содерини.
– Да, – согласился Леонардо. – Маловероятно, что Медичи пойдут на него войной прямо сейчас. Пожалуй, даже невозможно. А вот хорошо это или плохо – зависит от вашего отношения к нынешним обстоятельствам.
Далее последовала долгая пауза. Ловко управляясь с иглой, Беллина наблюдала за выражением лица художника. Неужто он пытается выяснить политические предпочтения Лизы и Франческо, потихоньку выудить ответ, на чьей они стороне?
Но Лиза так ничего и не ответила. Беллина тем временем лихорадочно размышляла. Если у Медичи нет ни единого шанса вернуться к власти, хорошо ли это для Лизы и ее семьи? Закончатся ли в городе попытки преследования старой знати? И если Медичи не будет во Флоренции, чем это обернется для Франческо, который их поддерживает?
После долгого гнетущего молчания Лиза сменила тему:
– Маэстро, вы слышали, что статую скоро выставят на всеобщее обозрение? Я про «Давида» Микеланджело Буонарроти, который заканчивает работу во дворе соборных мастерских.
Краем глаза Беллина заметила, как вздрогнул Леонардо да Винчи. Его рука на несколько мгновений замерла над листом бумаги.
– Слышал… что-то такое. – Он откашлялся.
– Говорят, это будет гигант, – продолжала Лиза. – К началу карнавала обещают разобрать стену барака, чтобы все могли на него посмотреть.
Беллина увидела, что мастер Леонардо пытается изобразить улыбку, но получилась гримаса. Он молчал.
– А вам не любопытно взглянуть на статую, маэстро? – не сдержалась Беллина. Она влезла в чужой разговор и на мгновение испугалась, что позволила себе лишнее. Но Лиза на это никак не отреагировала, а художник повернулся к ней.
– Я уже взглянул на мраморную глыбу, что стояла во дворе мастерских, – сказал он. – Это будет всего лишь очередной Давид, восстающий против Голиафа. Могу вас заверить, что шумиха вокруг скульптуры… пустое.
– Маддалена Строцци говорит, ее муж видел одну статую мастера Буонарроти в Риме – Мадонну с младенцем Иисусом на коленях, – сказала Лиза. – Говорит, это чудо чу2дное.
– Ну, в Риме каких только чудес не бывает, – пожал плечами Леонардо да Винчи. – И слухи о них всегда преувеличены. Замечу лишь, что здесь у нас, во Флоренции, мало кто слышал об этом юнце. Да и в любом случае его… гигант… – Художник замолчал, пренебрежительно махнув рукой.
– Если это и правда исполинская статуя, тогда мир еще не видел ничего подобного, – заявила Лиза.
Беллина смотрела, как мастер Леонардо со вздохом откладывает карандаш.
– Я уже сейчас могу вам сказать, что тело Давида у него получилось слишком массивным и мускулистым. Все пропорции нарушены. Если бы у молодого скульптора хватило ума и смирения заранее посоветоваться или попросить помощи, кто-нибудь мог бы ему подсказать верное решение. Но он предпочитает работать в одиночку из-за своей дурацкой гордыни. – Леонардо снова взял карандаш, но Беллине показалось, он слишком разнервничался, чтобы рисовать.
Лицо Лизы опять омрачилось, поэтому служанка постаралась оживить беседу, зашедшую в тупик:
– Госпожа, мы можем опять все вместе сходить посмотреть на статую, как раньше ходили полюбоваться чудесным рисунком маэстро Леонардо, который выставлялся в монастыре. Когда скульптор в день карнавала откроет свою работу для публики, возможно, и нам удастся что-нибудь увидеть хоть одним глазком.
На мгновение Лиза просияла:
– Да! Беллина подала хорошую идею. Маэстро Леонардо, вы не желаете пойти с нами?
Беллина видела, что художник колеблется, обдумывая предложение, однако в конце концов он кивнул:
– Пожалуй, прогуляюсь с вами ко двору у соборных мастерских, если, конечно, ваш супруг будет вас сопровождать.
– Я ему скажу, он непременно согласится, – пообещала Лиза.
Беллина не знала, как отнесется к новому выходу в свет Франческо, но надеялась, что он, по крайней мере, заметит воодушевление, проснувшееся в его безучастной жене. Сама Беллина уже много месяцев не видела, чтобы Лиза проявляла интерес к чему бы то ни было, и более всего она надеялась увидеть наконец ее улыбку.
Анна
Монтобан, Франция
1940 год
Анна то и дело посматривала в криво прикрученное к кабине грузовика боковое зеркальце – было ужасно странно видеть Люси верхом на мотоцикле. Шарф у главного архивариуса Лувра лихо развевался по ветру на поворотах горной дороги. Но прежде всего внимание Анны было сосредоточено на том, чтобы не потерять контроль над тяжелым и неуклюжим грузовиком, который покачивался и поскрипывал рессорами в колонне, ползущей через перевал. Впереди ехал грузовик побольше с установленными в кузове огромными холстами, которые привязали к