поглазеть на какую-то статую.
– Может, это не просто статуя, а нечто большее? – покачал головой Герардо.
Внезапно толпа подалась вперед под напором дальних рядов, так что тем, кто стоял впереди, пришлось прижаться к прутьям кованной решетки. Гомон усилился, где-то слышались свист и переклички. Беллина почувствовала, как толпа подхватила ее и понесла, словно огромная волна, – через пару секунд их маленькая компания оказалась у самой ограды. Теперь Беллина могла слышать разговор мастера Леонардо с Франческо и Лизой.
– Вы, стало быть, не поклонник творчества Буонарроти, маэстро? – спросил Франческо.
– Мы с Буонарроти занимаемся разными видами творчества. Живопись – искусство более благородное. Ваяние – это ручной труд, то есть по сути оно ближе к ремеслу.
Франческо передвинулся в сторону, Беллина шагнула вперед и, ухватившись рукой за прут ограды, заглянула во двор мастерских. В глубине она увидела огромный деревянный барак, о котором говорили Лиза и мастер Леонардо. С одной стороны стену разобрали, чтобы явить взорам статую – словно сюрприз в гигантской подарочной коробке.
Разумеется, Беллина за свою жизнь насмотрелась на десятки статуй – в городе их хватало. Но сейчас перед ее глазами предстало нечто иное, доселе невиданное. Вроде бы всего лишь фигура обнаженного юноши с пращей на плече, не более того. И тем не менее… это было чудо. Гигант из сияющего белого мрамора, библейский герой высотой в три человеческих роста. Диво дивное…
Беллина повернулась к Лизе и Франческо – удостовериться, что они тоже это видят. А потом она услышала шепот Герардо, обращавшегося к ее господину и госпоже:
– Эту статую уничтожат еще до того, как довезут до постамента. Попомните мои слова.
«Статую… уничтожат?!» – Беллине показалось, что она ослышалась.
– Не говори глупостей, – отмахнулся Франческо. – Сторожа с нее глаз не спустят ни днем, ни ночью.
– Ты не должен заговаривать о таких вещах здесь, – шепнула Лиза кузену. – Если с тобой что-нибудь случится, пока ты у нас гостишь, твоя матушка мне не простит! – Она обернулась к Беллине: – Ты была права. Приятно все-таки выбраться из дома и прогуляться. Я рада, что увидела скульптуру, которую все так бурно обсуждают.
Беллина покосилась на мастера Леонардо. Художник стоял, скрестив руки на груди, и, казалось, не мог отвести глаз от статуи Давида. Он был словно заворожен мраморным исполином, что странно для человека, который с самого начала утверждал, что скульптура эта ничего особенного собой не представляет.
* * *
Долгие месяцы Беллина наблюдала, как Леонардо да Винчи не делает ничего, кроме пустячных набросков рук, глаз или губ Лизы. Он изрисовал множество листов бумаги с обеих сторон серебряным карандашом, углем и красным мелом. Потом художник и вовсе пропал куда-то – несколько недель не появлялся в доме Франческо дель Джокондо. Беллина гадала, где он и чем еще занимается в городе.
И вот через пару дней после карнавала, во время которого публике был предъявлен мраморный гигант работы Микеланджело Буонарроти, Леонардо вдруг взялся за портрет.
В гостиной дома Франческо живописец установил раздвижной мольберт и утвердил на нем деревянную панель, покрытую слоем какой-то белой субстанции – он сказал, это для того, чтобы краски ложились лучше. А потом мастер Леонардо в приступе бурной деятельности вдруг почти закончил портрет – все произошло так быстро, что Беллина глазам своим поверить не могла.
Она рада была снова встретить художника, потому что ей хотелось расспросить его о скульптуре Микеланджело. Люди на улицах говорили, что «Давид» станет символом новой республики, возглавленной Содерини, утверждали, что это собирательный образ всех флорентийцев, угнетенных и отверженных, которые, тем не менее, сумели восстать, как Давид против Голиафа, и повергнуть своих врагов, более сильных и могущественных – пизанцев, французов и самих Медичи. Давид был человеком, созданным по образу и подобию Божию, и в то же время он казался богом в человеческом обличье. Еще не так давно Беллина сочла бы статую греховным излишеством, теперь же она смотрела и видела в «Давиде» Микеланджело красоту, а возможно, и заявку на нечто большее, чем просто статуя. Она видела человека, идеальный образ человека, и думала о том, действительно ли плетется заговор с целью уничтожить это прекрасное творение рук ваятеля – статую, которой должны восхищаться многие поколения. Об этом можно было спросить у Герардо, кузена Лизы, но тот тоже куда-то исчез.
И потому, когда в дом вернулся мастер Леонардо, Беллина немедленно принесла стул и пяльцы с вышивкой в тот угол гостиной, откуда ей лучше было видно, как он пишет портрет. Леонардо изобразил Лизу по пояс, в такой позе, будто она повернулась, чтобы заговорить с тем, кто только что вошел в комнату. Ее фигура словно проступала в легкой дымке плавными линиями, и курчавые волосы свободно падали ей на плечи. Потом Беллина с изумлением увидела, как мастер Леонардо бросил кисти и принялся разглаживать краски на доске кончиками пальцев. Вечером он удалился с перепачканными руками, оставив еще не высохшую деревянную панель.
Беллина в полной тишине приблизилась к портрету и взглянула на лицо своей госпожи. Это была Лиза. И в то же время нечто большее. Это была прекрасная женщина, достойная уважения и счастья.
И что-то странное было в выражении ее лица. Лиза улыбалась, бесспорно, но мастер Леонардо каким-то образом сумел уловить и передать неопределенность и многозначность ее эмоций. На этом лице Беллина прочла предчувствие новой жизни, расцветавшее в душе той Лизы, которая, живя в отцовском доме, готовилась к переезду за реку, к своему будущему супругу Франческо дель Джокондо, и осознание того, что от нее ждут в качестве жены такого человека, как Франческо. Она увидела на этом лице счастье от рождения детей и скорбь о ребенке, которого Лиза потеряла. Увидела радость, боль, разочарование, надежду, стремление найти свое место в беспокойном и сложном городе.
Беллина долго стояла в угасающем вечернем свете и думала, сумеет ли ее Лиза распознать отражение своей истинной сущности в этом портрете.
Она решила, что надо расспросить мастера Леонардо еще и об улыбке. Но шли дни, а художник все не появлялся…
Анна
Монтобан, Франция
1941 год
У Андре была какая-то тайна.
Анна заметила широкоплечую фигуру из высокого окна Музея Энгра – муж Люси огляделся по сторонам, словно хотел удостовериться, что его никто не видит, затем торопливо направился по лужайке к деревьям. Каморка, где ночевала Анна на мансардном этаже квадратной башни музея, была крохотной, скорее похожей на чулан, но из окна открывался панорамный вид на музейную лужайку с посыпанными гравием дорожками, которые вели к набережной