в замке Валансе. Слава богу, это далеко от города.
– Боюсь, все совсем не слава богу. Карл временно снял номер в гостинице, а потом… просто исчез, – сказал Рене.
Люси ахнула:
– Но… Крылатая Ника Самофракийская! И другие шедевры в Валансе… Все они были на его попечении!
– Коллекция-то на месте, – вздохнул Рене, – а вот что случилось с Карлом – неизвестно. Мы думаем, он скрывается в какой-нибудь деревне. Вы же знаете, в той части страны много лесов. Может, ему помогли люди из ячейки Сопротивления. По крайней мере, я на это надеюсь.
Какое-то время все молчали, стараясь осмыслить страшные новости о своих еврейских коллегах, исчезающих без следа. Анна думала о людях из Сопротивления, ушедших в леса.
– А в Париже… – Рене покачал головой. – Немцы открыли Лувр для всех желающих посмотреть на… пустые залы. Там осталось только то, что было слишком опасно перевозить. Один из нацистских офицеров, некий Вольф-Меттерних, выступил с речью о том, что они намерены оберегать остатки коллекции, и это, надо сказать, несколько обнадеживает. Вольф-Меттерних, конечно, нацист, но он хорошо разбирается в искусстве. Жак сказал мне по секрету, что этот человек по возможности препятствует другим германским офицерам грабить музеи. Оставшиеся в столице наши сотрудники теперь носят черное – в знак траура по Лувру, захваченному немцами.
– Неужели кто-то пришел на открытие музея? – спросила Люси. – Представить себе такое не могу…
– Парижане, конечно, не пришли. Но немцы явились целой толпой, – ответил Рене. – Особенно много было высших военных чинов. Нацисты собирались присмотреть себе картины для личных коллекций. Как они, должно быть, разочаровались, обнаружив голые стены…
Ящик наконец удалось открыть – теперь им снова загадочно улыбалась Мона Лиза. Анна смотрела на нее и радовалась, что портрет цел и невредим. Люси потянулась к деревянной панели, словно хотела к ней прикоснуться, но опустила руку.
– Леонардо да Винчи так и не отдал этот портрет Франческо дель Джокондо и его жене, – задумчиво проговорила она. – Лиза живет во Франции с тех пор, как Леонардо привез ее сюда с собой.
Рене кивнул:
– И мы никому не позволим ее забрать.
– Не позволим. Она принадлежит нам, – поддержал Андре. – Но для меня остается загадкой, почему Леонардо не вручил портрет его владельцам. Мне любопытно было бы узнать, что же тогда случилось в доме Франческо дель Джокондо. А вам?..
БЕЛЛИНА
Флоренция, Италия1503 год
В шумной круговерти карнавала Дольче, оставив в прошлом жизнь служанки, выходила замуж за любимого.
Беллина смотрела, как Ванни, сын чесальщика шерсти, подхватывает ее давнюю подругу на руки, как ягненка, и кружит, кружит, словно хочет показать неведомые чудеса знакомой площади, переполненной до краев праздничной толпой… Волосы Дольче развеваются, лицо сияет, звенят бубны, трубят рожки. У дверей домов и в темных углах площади растут горы мусора, в небе трещат фейерверки, в воздухе густо пахнет дымом. Свадебное гулянье растворяется во всепоглощающем хаосе карнавальных торжеств, сливается с другими неистовыми процессиями на улицах. Молодые парни веселятся, хохочут, хлопают друг друга по плечам и спинам, свистят оглушительно. Пьяные компании, покачиваясь, разбредаются с площади в разные стороны.
– Беллина, иди же сюда! Потанцуй с нами!
Кто-то дергает ее за рукав, тянет за собой, она вырывается и идет к колченогим столикам и стульям, специально выставленным здесь, чтобы старенькие дядюшки и тетушки могли отдохнуть от свадебной кутерьмы.
Прислонившись к дощатой стене лавки колесного мастера, Беллина продолжила наблюдать за карнавальной толпой. В этой толпе она узнала многих из тех, кто приходил на красильный склад послушать фратески. Всего несколько лет назад эти люди негодовали бы, выражая отвращение при виде участников карнавала, предающихся непотребству. Как быстро все изменилось… Раньше флорентийцам приходилось выбирать между грехом и праведностью, теперь же всем хотелось просто радоваться жизни, и Беллина чувствовала, что город жаждет свободы, чтобы самостоятельно определять свою судьбу. Как легко те, кто когда-то смиренно внимал каждому слову брата Савонаролы, отбросили бичи, сорвали власяницы и пустились в пляс…
Беллина смотрела на сияющее лицо Дольче и радовалась за старую подругу. Потом она подумала о Стефано, который не явился на свадьбу сестры, заключенный в стенах монастыря. И увидела Бардо, их старшего брата, в центре площади – он, крепко обняв жену, танцевал в людском потоке, закруженный карнавалом, а жена, миниатюрная очаровательная женщина, улыбалась, пристроив голову на его широком плече.
Но чем дольше Беллина стояла у стены, глядя на развеселый людской водоворот, тем острее ощущала она свое одиночество и отчужденность, представляя себя птицей в небе, взирающей на карнавал с высоты. Когда же чувство обособленности стало до того тяжелым, что уже невозможно было стоять под его грузом, она оторвалась от стены, скользнула в узкий переулок и побрела к дому Лизы.
* * *
Карнавал продолжался уже несколько дней, и тут у флорентийцев появилось новое развлечение: во дворе соборных мастерских рабочие разобрали одну стену деревянного барака, в котором Микеланджело Буонарроти трудился над статуей Давида. Сам двор являл собой заваленное всяким хламом место, где каменотесы, плотники, кузнецы и прочие ремесленники изготавливали элементы для убранства великого собора, строительству которого конца-края не было видно. Сейчас у ограды старых мастерских собралась небывалая толпа.
Беллина настояла на том, чтобы Лиза попросила Франческо сходить с ними подивиться на гигантскую статую. Он согласился, конечно, и теперь Беллина надеялась, что эта прогулка развеет тоску ее госпожи.
У ворот соборных мастерских Беллина, примостив у себя на боку малыша Андреа, стояла за спиной Франческо дель Джокондо. Лиза держала мужа под руку. Мастер Леонардо, занявший место рядом с ними, пытался развлекать их беседой, которую Беллина не могла слышать в общем гомоне. И еще она старалась уследить за детьми и устоять на ногах в толкучке – всем зевакам хотелось пробраться поближе к решетке. Только свекровь Лизы осталась дома, отказавшись принимать участие в богопротивном карнавальном действе. Вокруг крытого красной черепицей собора Санта-Мария-дель-Фьоре все улицы были заполнены горожанами.
И вдруг Беллину кто-то ущипнул сзади за мягкое место.
– Ай! – взвизгнула она и начала разворачиваться, занеся ладонь, чтобы влепить наглецу пощечину.
– Ciao, bella![58] – услышала она веселый мужской голос и тотчас опустила руку, увидев Герардо, кузена Лизы.
Он чмокнул ее в щеку, приобняв за талию. Тут уж Беллина, зардевшись, все-таки шлепнула его по плечу:
– Birichino![59]
А малыш Андреа у нее на руках залился радостным смехом – Герардо, скроив уморительную гримасу, пощекотал ему пятку.
– Уже полюбовались на «Давида», синьорина? – осведомился Герардо.
– Пока еще нет, – пожала плечами Беллина. – Не понимаю, чего всем так хочется