и штампами, удостоверяющими, что она уважаемый луврский куратор и ей разрешено перемещаться по оккупированной зоне. У Люси и Анны были при себе такие же стопки поспешно состряпанных и присланных из Парижа бумаг, каковые надлежало предъявить в случае, если немцы остановят их по дороге.
Анна не смогла сдержать довольную улыбку:
– Нацисты, наверно, верили, что их там ждут несметные сокровища!
– Да уж, – хмыкнула Кристиана. – Конечно, верили. А вместо этого обнаружили прекрасное, но почти пустое здание.
– А со скульптурами все в порядке? – спросила Люси.
Анна подумала про обложенные мешками с песком Венеру Милосскую, «Рабов» Микеланджело и другие статуи, которые было слишком рискованно перевозить в другое место.
– Пока что да, – отозвалась Кристиана. – Только выглядят они брошенными и одинокими в пустых галереях. Немцы, разумеется, были в ярости. И теперь хотят знать, где все остальное.
– Все это принадлежит нам! – выпалила Анна.
Кристиана пожала плечами:
– Ну, по правде говоря, не совсем так, дорогая. Можно ли сказать, что мраморы Элгина или Розеттский камень «принадлежат» Великобритании?[55] Вот и к нам в Лувр сокровища попадали разными путями и из разных рук – где они только не побывали до этого, каких только владельцев не знали. Они не наша собственность, нет. Мы всего лишь хранители. Наша задача – беречь их и защищать от ущерба и уничтожения. А принадлежат они всему человечеству, всей цивилизации. Они принадлежат будущему.
Некоторое время после этого женщины ехали в молчании; Анна пыталась осознать, что она – лишь временная хранительница коллекции, одна из многих в длинной веренице целых поколений защитников бессмертных шедевров. Что эти произведения искусства существовали задолго до нее и будут существовать после. И еще что нужен богатый опыт египтолога, чтобы понять это вот так, сразу, заглянув за рамки настоящего и постигшей их катастрофы в реальном времени.
Люси наклонилась к ним с заднего сиденья:
– Как вы думаете, немцы знают, где искать основную часть коллекции?
– Мы им не сказали, – покачала головой Кристиана, – но они быстро добрались до Шамбора и, я подозреваю, уже вычислили некоторые другие новые хранилища. Но о Лок-Дьё им, судя по всему, ничего неизвестно, по крайней мере пока.
– А что они сделают, если найдут какое-нибудь хранилище? – спросила Анна.
Кристиана откинула с лица прядь волос.
– Они уже требуют, чтобы мы всё вернули в Париж. Говорят, что откроют в городе музеи и тем самым покажут, что культурная жизнь при немецкой оккупации пойдет своим чередом.
– Ложь, – фыркнула Люси на заднем сиденье.
– Разумеется, ложь, – кивнула Кристиана, – я видела, как высшие чины из нацистских офицеров присваивают произведения искусства и отправляют их к себе домой. Слышала, что «Даму с горностаем» кисти Леонардо да Винчи украл из частного собрания в Польше какой-то их генерал. Нацисты поклялись завладеть всеми работами Леонардо.
Анна представила себе, что портрет Моны Лизы висит в кабинете Гитлера. Она не может повлиять на судьбу матери и брата, но наверняка же в ее силах попытаться спасти драгоценные экспонаты, которые она призвана защищать…
– Надо им помешать, – заявила девушка.
– Ну, учитывая, что Лувр не располагает регулярной армией, мы постараемся сделать все, что зависит от нас самих, – отозвалась Кристиана. – И найдем способ передать сведения о наших хранилищах союзникам, чтобы те не разбомбили их по ошибке. Это очень рискованное дело, разумеется. Сейчас самое опасное место – Шамбор. Там еще остаются ценные произведения искусства, не говоря уж об архивах, инвентарных книгах и документах, подтверждающих подлинность и происхождение экспонатов. Я говорю о тех самых досье, которые вам с Люси предстоит забрать.
– Но если немцы уже захватили Шамбор, что им помешает перевезти все, что там есть, в Париж прямо сейчас? – спросила Анна. – И почему они позволили нам приехать?
– Потому что месье Жожар… – начала Кристиана. – Могу лишь сказать, что он настоящий герой. Наш директор воспользовался всеми своими дипломатическими связями с одной целью – помешать немцам все сделать быстро. Убедил их, что готов сотрудничать, и предложил помочь составить опись экспонатов в Шамборе. Но в действительности он просто тянет время. И сильно рискует при этом собственной жизнью.
– Так же, как и мы, – добавила Люси.
Анна преодолела плавный поворот дороги среди полей пшеницы. Она запомнила эти покатые холмы еще по дороге из Шамбора в Лок-Дьё.
– Сейчас в замке много солдат? – нервно спросила она.
– Да, – кивнула Кристиана, – но в Париже, конечно, их куда больше. – Она обхватила себя руками за плечи, будто внезапно озябла.
Некоторое время три женщины опять ехали в молчании.
– Удивительно, как быстро мы добрались в этот раз по сравнению с долгим путешествием в Лок-Дьё, – первой подала голос Анна.
– Это потому что ты хороший водитель, – заметила Кристиана.
– Для девушки-то конечно, – засмеялась Анна.
– Для кого угодно, – сказала Кристиана.
Когда солнце уже начало спуск к горизонту, Анна узнала знакомый ландшафт Долины Луары с аккуратно подстриженными деревьями, симметрично посаженными вдоль обочин дороги, насколько хватал глаз. Просторы полей, которые она когда-то увидела впервые залитыми солнечным светом, теперь тонули в пурпурных сумерках.
Наконец показался съезд на пустынную дорогу, ведущую к замку. Узкие шины запыленного «Пежо» знакомо заскрипели гравием. Шамбор, поджидая их, высился впереди, четко прорисованный черными тенями на фоне вечереющего неба. Анна сбросила скорость, и несколько минут женщины в безмолвии смотрели на нависающую громаду замка. Над башнями, словно вылепленными для свадебного торта, колыхались на легком ветру нацистские флаги.
Всего несколько месяцев назад Шамбор казался Анне надежным убежищем. Теперь это впечатление растворилось в подступающей ночной тьме. Шамбор стал вражеской территорией.
Леонардо
Флоренция, Италия
1503 год
Служанка, отворившая дверь, смотрит на меня с подозрением.
За годы работы в стенах герцогского дворца в Милане и в лагерях ополченцев Чезаре Борджиа я научился распознавать недоверие, даже тщательно замаскированное приязнью и учтивостью. Но служанка, несведущая в искусстве придворного лицемерия, даже не пытается скрывать свое отношение ко мне. Обшаривает меня взглядом темных глаз от ладного изумрудного берета до идеально сидящих чулок и туфель, отделанных кружевами. Я называю свое имя. Она кивает и отступает в сторону, чтобы пропустить меня в дом.
Дом этот, расположенный в двух шагах от базилики Сан-Лоренцо, оказался именно таким, каким и должно быть жилище человека вроде Франческо дель Джокондо. Из-под арки оштукатуренной прихожей я вижу внутренний дворик, где кошки нежатся на солнышке среди буйных зарослей – апельсиновых и лимонных деревьев, олив, пряных трав. Слева от меня – вход в богато отделанную комнату, в глубине которой виден стол с целой стопкой бухгалтерских книг и большими деревянными счётами. Я чувствую запах