подумал он. Та же большая, чистая, несмотря на множество народу, комната, те же опрятные, расторопные слуги, запах жаркого, смешанный с парами доброго вина, яркие фонари, светящие из-под потолка вовсе без чада. Ни ругани, ни ссор, ни потасовок здесь не допускали.
Подлетевшего слугу Тасмари попросил позвать хозяина. Получив монетку, парень кивнул и умчался вверх по ведущей на второй этаж широкой деревянной лестнице. Караванщик присел на свободный стул и тяжело вздохнул, вытирая рукавом влажный лоб. Вскоре раздался стук тяжелых башмаков, знакомое покряхтывание, и Тасмари увидел своего давнего приятеля — старика Лескаса. Так называли здесь содержателя гостиницы, хотя тому не было еще и пятидесяти. Тасмари всякий раз, приезжая в Вальбард после долгого перерыва, удивлялся, глядя на этого человека. Уж очень непохож был Лескас на трактирщика. Сутулый, задумчивый, с коротко остриженными седыми волосами и глубокими морщинами у сжатого рта, он гораздо больше походил на видавшего виды крестьянина из арандамарского приграничного поселения.
Увидев караванщика, Лескас чуть улыбнулся, и морщины у его рта дрогнули.
— Каким ветром тебя занесло к нам, бродяга? — просипел он.
— Восточным, дружище! — Тасмари поднялся и шагнул навстречу хозяину. — Что, уж и не ждал старого знакомца?
— Признаться, нет. Ты ведь, как я помню, обычно на ярмарку приезжал, к Сердцу Лета, а теперь уж и август позади.
— Да я и сам знаю, что поздновато приехали. Но дела, знаешь ли, задержали. Да и дороги теперь не те, что раньше.
— Тут уж ты прав. Куда мир катится? — сочувственно вздохнул трактирщик. Он хотел было о чем-то спросить караванщика, но тот перебил его:
— Лескас, я и мои люди устали. Нам нужен отдых. И поскорее, а то уж ночь на дворе. До стражи бы успеть.
— Весь второй этаж в твоем распоряжении. Негусто нынче с постояльцами. Эй, парень! — позвал слугу трактирщик. — Сходи-ка за Весдой, скажи: Тасмари приехал, надо устроить его людей. Да потом помоги в конюшне с лошадьми. Ну, беги, да побыстрей!
Слуга кинулся выполнять поручения хозяина. Тасмари направился было за ним, но Лескас удержал его:
— Эй, да погоди ты, присядь. Сами справятся. В первый раз, что ли?
Секунду помедлив, караванщик снова опустился на стул. Хозяин сел рядом. Ждать им не пришлось. За их спинами послышался шорох платья и легкий стук башмачков. Весда, жена трактирщика, стояла на последней ступени лестницы, держа на руках большую черно-белую пушистую кошку. “Странная женщина”, — подумал Тасмари. Было в ней что-то настораживающее. Темно-серые глаза Весды смотрели строго, изучающе, рот всегда был сурово сжат. Прекрасно сшитое аккуратное темное платье подчеркивало стройность фигуры и прямоту осанки. Волосы она всегда прятала под белоснежный чепец, и Тасмари понятия не имел, каковы они. Трактирщица была намного моложе мужа.
— Здравствуй, купец! — произнесла женщина, чуть прикрыв глаза. — Опять пожаловал в столицу? Может, позабавишь нас как-нибудь рассказами о дороге? Вы, торговцы, люди счастливые: все видите, обо всем знаете. Не то, что мы — курицы оседлые.
Тасмари улыбнулся и осторожно ей возразил:
— Госпожа напрасно думает, что доля бродяги так уж завидна! Опасности, неудобства, лишения — вот наша участь. Да мало ли что случается в пути! Будь моя воля, я бы охотно остался дома. Но дела, дела…
Весда меж тем внимательно разглядывала бэлистанца: его усталое, загорелое лицо, черные бархатные глаза под густыми бровями, хищный нос, красивые губы… Легко вздохнув, она перебила его:
— Что это я утомляю гостя докучными разговорами. Слуги приготовили комнаты. Сейчас согреют воду и принесут ужин. Я распорядилась. До завтра, Тасмари, покойной ночи.
И она, отвернувшись от мужчин, не спеша пошла наверх. Лескас тоже хотел уйти вслед за женой, но Тасмари удержал его, взяв за руку. Тем временем бэлистанцы управились с лошадьми и появились в “Мотыльке”. Прекрасно зная здешние порядки, они волокли на себе тюки с товарами. Здороваясь с трактирщиком, караванщики, покряхтывая, поднимались по лестнице наверх, вызвав своим появлением живейший интерес у местной публики и у почуявших наживу слуг. Наконец, когда дверь скрипнула в последний раз, на пороге “Мотылька” показалась хрупкая маленькая женщина в сопровождении трех дюжих молодцов. Тасмари ринулся ей навстречу. Она, увидев его, тоже подалась вперед и испуганно прижалась к нему.
— Вот, Лескас, это та самая причина, по которой я так задержался в пути. Видишь ли, прошлым летом я женился, и эта дрожащая девочка — моя жена Айвэ.
Лескас несколько мгновений оторопело смотрел на укутанную в шелка женщину, а потом пожал плечами и проворчал:
— Не думал я, что ты так глуп, Тасмари. Что женился — молодец, давно пора, уж седина скоро появится. Но вот что взял с собой жену, да еще в такое время! Э, да сам знаешь. Иди, устраивай малышку, она вон уже на ногах не стоит от усталости.
Второй этаж “Мотылька”, до этого погруженный в дремоту, встрепенулся, послышались шаги, разговоры, смех. Слуги сновали туда-сюда, торопясь угодить гостям в надежде на щедрую плату, захлопали двери комнат, аппетитные запахи закружились в воздухе, но уже совсем скоро толчея стихла, шум улегся и “ Мотылек” погрузился в сон.
Ранним утром следующего дня бэлистанцы отправились на городской рынок. Тасмари заглянул в комнату к Айвэ, но старая служанка, приставленная к ней Лескасом по просьбе караванщика, остановила его:
— Сударь, девочка еще спит. Не буди ее. Бедняжка так устала! Вы, мужчины, думаете только о себе! Как можно было брать с собой в дорогу такого прелестного ребенка!
Тасмари отмахнулся от старушки и вышел из комнаты.
Караванщики вернулись в трактир к обеду. Весда распорядилась накрыть на стол и пригласила Тасмари. Комнаты семьи Лескаса располагались на третьем этаже, и только столовая была на первом, отделенная перегородкой от общего зала. Когда Тасмари и Айвэ вошли туда, Лескас говорил своей жене о чем-то, что ей очень не нравилось. Весда в ярости комкала салфетку, но слушала молча, не перебивая и не переча. Ее обычно бледное лицо покрылось румянцем, глаза были опущены. Не решаясь войти, гости замерли на пороге, однако Лескас, первым заметивший их появление, отвернулся от Весды и обрадованно закричал:
— Наконец-то! А мы уж думали, что ты, Тасмари, и шагу не сделаешь из комнаты жены! Детка, — обратился он к Айвэ, — твоя служанка уж всем раззвонила, какая ты красавица! Что, плут, боишься, как бы наши ребята заглядываться не стали, или от своих бережешь? Ишь, всю в тряпки закутал!
Айвэ действительно накинула на голову синее шелковое покрывало, а лицо предусмотрительно закрыла вуалью. При словах трактирщика она быстро взглянула на Тасмари, но тот не был задет вольными