— Данило Белой, мы с тобой поздоровкались, дай-ко покрестоваемся.
Вот они сошли с коней, назвались крестовыма братьями. Еруслан Лазаревич стал звать ево в свое осударсьво:
— Сколько мы полюбуемся, поживи у меня.
Вот и заехали. И пожил он трої сутки, и товда у їх разговор пошел.
— Ах, у вас в осударсьви молодици коль не хороши, красны деушки не белы. Што за красота, што за баса? Вот и в Индийском царсьви Елена Прекрасная, это баса, это краса! Вот посмотри.
Еруслан Лазаревич переночевал темну ночку, распрашивает и отправляется он в Подсолнешной Град. Ето у Елены Прекрасной в осударсьви был. Близко, далеко-ле поехал Еруслан Лазаревич в Подсолнешной Град, переехал всех стражей, по царьсву гуляет, сам себе пометывает палицей, белой рукой подхватывает.
Елена Прекрасная пробудилась и удивилась. Товда послала верных слуг поклониться и спросить, што ему надомно, а воеваться мы не идем.
Верные слуги приходили и кланялись Еруслану Лазаревичу. Еруслан Лазаревич выслушах їхний поклон, їхни речи:
— Велела подъехать ко красну крыльцу.
Вязать добра коня ко серебряну кольцу.
Заходить в палаты белокаменные.
И тоhда сказать, што ему надомно. —
Высказали слуги верные, услыхал Еруслан Лазаревич їх реци и поехал ко красну крыльцу, вязал Конька-Горбунька к серебряну кольцу. Товда Елена Прекрасная стрецяла, приходила близко, кланялась низко:
— Как тебя по їмени зовут, как по отецесьву величают?
— Зовут меня Еруслан Лазаревич.
Товда Елена Прекрасная позвала в светлую светлицю и сели они за дубовы столы, стали переваров пить (по нашему чай), стали разговоры разговаривать.
— Ах ты, Еруслан Лазаревич, теперь я узнать хочу, чего тебе надомно?
— Ничего мне на надо, но многи люди знают тебя, говорят, што твоя красота, што твоя белота, так вот охвота тебя посмотрять.
— Не хош-ли ты у меня пожить, во слуги послужить?
— Нде-ле мне-ка место найти бы ужа…
Вот он ей посулился месяца на два, три или полhода, кольки могу прожить.
Прошли месяца два, и товда Елена Прекрасная говорит слуги:
— Ах ты, Еруслан Лазаревич! Обселимсе мы в моем осударсьве и будь ты мне муж, а я тебе обручняя жена.
Согласился Еруслан Лазаревич на ее речи ласкотные:
— Хорошо, Елена Прекрасная, баїшь. И ковда мы будем примать золоты венци закону божьему?
И вот они стали дума думать и здумали через трої сутки свадьбу сыграть и к венцу поспеть и живым пирком да и свадебкой. Вот они повенцялись и жизнь свою покончяли (?) и жили они время полhода.
В одною ночь стал любоваться и похваливать:
— И сколь хороша! И колько тебя народ знал!
Елена Прекрасная говорит:
— Што жа моя красота, што жа моя белота? Есь в Граде Марфа Прекрасная! Вот красота! Вот белота! Нихто к ней не ежживал, нихто не выгледывал, нихто не протекивал, и есь у ей мос через огненну реку и змей девятиглавый стерегет ее.
Вот они ночьку переспали. Еруслан Лазаревич и говорит:
— Пеки мне-ка подорожники.
— Куда ты поедишь?
— Есь красота, есь белота, што и краша тебя, — охвота посмотрять.
Плакала Елена горькима слезами.
— А я куда останусь? Ты засеял у меня в утробы отрока, и как уедешь, можит быть не вернессе.
Не поверил Еруслан Лазаревич ее горьким слезам, таки стал срежатьсе.
И провожала в горючих слезах, и говорит он:
— Если ты после ефто время принесешь сына или дочь…
Снял свой знаменистой крест.
— Если родится сын, ты его оксти, а если родится дочь, на тебе с моего мезинного перста золото кольце.
Распростились. И отправился Еруслан Лазаревич. Жона осталась.
Ехал день до вечера, красна солнышка до заката и доехал до Калинова моста.
Услышал змей потоп лошадиной и поезку боhатырску и заревел.
Ево Конек-Горбунок не испугался змеиного писку и реву.
Поежжал близко-по-близку, направил свою востру саблю, понюгнул свого коня. И зашипел етот змей. Помахнул вострой саблей и смахнул главу, и другу и третью… и восьму.
— Есь, нет у тебя ешьчо головы, али товаришши, а мне поединшыки?
Тогда змеева голова говорит:
— Оставь мне-ка одну голову.
— Нет, русьской боhатырь метно бьет, одна голова не живет.
И ету голову в подол склал и поехал в свой путь к Марфы Прекрасной. Заезжал к Марфы Прекрасной в город и выежжал на зеленой луг супротив Марфы Прекрасной, против палат белокаменных. Начал он на зеленом лугу потешаться. Тоhда Марфа выходила с нянюшками, с мамушками:
— Што жа приехал за бестия така, палицу пометывает, белой рукой подхватывает?
Пошла с мамушками с нянюшками на луг смотрять молодца и спросить, как ехал, прямой дорогой или кривой. Подходят нянюшки и мамушки и спрашивают.
— Ехал я прямой дорогой по Калинову мосту, hде у вас была сторожа, змей девятиголовой, я снял головы вашего хранильшика и проехал. Марфа удивилась, покачала головой и сказала, што вот какой на Руси есть доброй молодец.
Тоhда Марфа говорила молодцю:
— Как тебя по їмени звать, по отцесьву называть?
Еруслан Лазаревич отвечает:
— Зовут меня Еруслан, велицяют Лазаревич, из Картаусова царсьва.
Товда Марфа Прекрасная говорит:
— Еруслан Лазаревич, пожалуйте в мої палаты белокаменны не то што поїсь-попить, а побеседовать.
Весьма ее реци по уму подравилисе.
— Ну, таки милости просим, поедемте!
Взял Еруслан Лазаревич толковой повод в руки и поехал с нянюшками и мамушками ко красну крыльцю. И тоhда зашли в палаты белокаменны, за столы дубовыї, за питья-ясва сахарныї.
— Вы, Еруслан Лазаревич, приехали меня смотрять или осударсьво?
— Да, Марфа Прекрасна! Многи люди знают твою красу, поцитают, я приехал вас посмотрять.
Марфа Прекрасна говорила:
— Не хошь ле ко мне в слуги служить да меня хранить?
— А hде-ле мне голова кормить!
И согласился Еруслан Лазаревич hод прожить или два прослужить, как понравитце. В том согласилисе; на тех условиях hод или два. Да Еруслану Лазаревичу што-то приметалось на ей посвататься. Да и приходит во светлу светлицу, и говорит Марфа Прекрасная:
— Што надо тебе, Еруслан Лазаревич?
— Да вот, Марфа Прекрасна, што то стало скушно, год живу, поцему бы нам не жонитьсе?
Немного време они подумали, — веселым пирком да свадебкой. Прожили два дня, пошли в церковь божию, приняли закон божий, золоты венцы. И повенчались, и жили они, пожили время немного. Жили они после етого время годов пять или шесть.
У Еруслана Лазаревича больше никуда душа не припадыват. Марфа Прекрасна говорит:
— Ладно, никуда у меня у мужа душа не припадыват!
И вдруг у его перва жена родила сына Михаила. Етот Михайло рос не по дням, а по часам и стал восьми лет как восемнадцати и стал у матери Елены Прекрасной выспрашивать:
— Хто меня в утробы засеял и хто у меня отець?
Елена Прекрасная сплакала горькима слезами и ответила:
— Ой, ты мой возлюбленой сын, есь у тебя отець, не думай, што незаконнорожденной, есь у тебя отець, уехал ровно восемь лет.
— А куда жа он уехал?
— Смотреть Марфу Прекрасну.
Пошол Михайло к своему дедушку старшому блаословенья просить, штоб поехать в цисто поле.
Блаословил его дедушко ехать искать отца. Пошол к матери и сказыват:
— Пусти меня, мама, показаковать, в цисто поле погулять.
Возлюбленная мати отвечала:
— Ты ешьчо малешенько, ты ешьчо глупешенько, заедешь в екую рать, как будешь, с кем я останусь?
— Ну, маменька, дашь блаословенье — поеду и не дашь — поеду.
В те поры мать родима роздумала: дам ему блаословенье, пушьчай поедет, куда отець поехал, туда и он. И дала блаословенье, отправила его, рассказала ему путь-дорогу.
И поехал. Проехал по Калинову мосту, выехал на зеленой луг супротив палат белокаменных Марфы Прекрасной. Начал палицей пометывать…