но глубоко внутри он лелеял надежду, что где-то по дороге в Бекаси машина с Эйданом Ридом попадет в дорожное происшествие. Вот же грустно было бы.
— Ничего ты мне не говорил! — на всю улицу возмущается Боргес, перекрикивая шум мопедов.
— Заходите, пожалуйста, в дом. — Арройо на всякий случай прикрывает окно железной решеткой и оглядывает свою команду взглядом «мне тоже нас жалко». И резюмирует:
— Приехали.
Кирихара щелкает суставами пальцев, кивает и отправляется в самый дальний угол самой дальней и единственной комнаты.
* * *
— А вот и мы, — довольно улыбается с порога Рид.
Его запускают первым: видимо, из соображений, что если Секретная служба окажется гадкими предателями на стороне Картеля, то его будет не жалко. Он медленной походкой главного хищника в этих прериях (даром что пять минут назад настойчиво пытался забраться в прерии напротив) заходит и… тут же получает пинок от кого-то, стоящего за спиной. Переполошенно оборачивается, закатывает глаза, снова смотрит на них, кивает Бирч и Арройо, улыбается Николасу, подмигивает куда-то за спину Кирихары, по ошибке глядя почему-то на него.
За ним в комнату вваливается отец Салим высотой с половину человека, после — кто-то, похожий на человека, находящегося в розыске в пятидесяти восьми стра… ах да, подождите, Диего Боргес. И на этот раз Диего Боргеса сопровождает не та дама с пушкой, Зандли, а абсолютно негрозного вида латинос в аккуратной рубашке — Серхио Лопес, узнает Кирихара, еще один ветеран мексиканских нарковойн.
За ними появляется новичок в Церкви, Андрей Шестакофф, и еще один персонаж из хроники, делая эту встречу криминальных элементов окончательно похожей на фрик-тусовку, — сестра Нирмана. Она же монахиня, она же взыскательница церковных долгов, коллектор-мясник с богатой историей отсидок. В монашеском прикиде и с покрытой головой она выглядит так, будто Иисус — ее лучший друг, однако Кирихара видел фотки из тюремного досье, его не проведешь.
За двадцать шесть лет своей жизни Кирихара не особо привык сталкиваться с людьми выше себя. В Шестакоффе — под два метра роста и под сотню поводов, чтобы выставить его тут же, хотя он только что зашел. Можно начать с:
— О, тут так отстойно! — жизнерадостно говорит он с жутким акцентом.
Эйс хмурится. Неуважение, Кирихара согласен, неуважение.
— Андрей, замолчи и не отсвечивай! — командует Салим.
— Добрый вечер, — Бирч максимально невозмутима и даже вежлива, и за это ей стоит отдать должное.
— Рассаживайтесь, — одновременно с ней говорит Арройо, кивая в сторону вынесенного в гостиную кухонного стола. Там бы они точно не смогли развернуться, даже если бы Шестакоффа оставили охранять машины на улице, а Диего Боргеса поставили бы выглядывать из дверного проема.
Салим слегка вытягивает правую руку, останавливая Нирману, и кивает на угол у окна.
— Значит, ты тут главная, — констатирует он, неторопливо усаживаясь за стол, не сводя взгляда с Бирч.
— Да, — тон у той сдержанный и прохладный. — Старший агент Бирч. Я руковожу операцией.
Салим демонстративно выкладывает пистолет на стол. Прямо себе под руку. А потом откидывается на спинку и вздыхает:
— Ладно, мисс-я-руковожу-операцией. Ладно. — Он все еще хмур, но не настолько, чтобы вызывать беспокойство. — Давайте разговаривать.
Но «разговаривать» — на самом деле не лучший глагол, который можно было подобрать для этой мизансцены. Тут бы подошло что-нибудь более… трагическое. Например, «пытаться воздержаться от нервных срывов в первые же секунды».
Или «считать до десяти, чтобы никого не убить».
— Мы принесли карту! — Боргес торжественно трясет сложенным в несколько раз листом потертой бумаги, придвигаясь к столу.
Николасу приходится поднять ноутбук, потому что Боргесу припекает тут же ее расстелить, и вид у него растерянный.
— Не комментируйте, пусть делает что хочет, — закатывает глаза Салим. — Андрей, прекрати трогать чужие вещи!
Кирихара вежливый. Кирихара не спрашивает, почему Салим почти насильно сажает Шестакоффа рядом с собой и запрещает ему вставать со стула.
— Что у тебя с лицом, красавчик? — Рид подходит вплотную, словно собирается положить руки Кирихаре на плечи, но тот вовремя встает и задвигает табурет под стол, отворачиваясь.
— Безудержно рад вас видеть, — врет он. Потом не выдерживает и оглядывается. И это ошибка, потому что Рид все еще стоит у него за спиной… и тут же тупо начинает поигрывать бровями. В комнате шумно, кто-то просит включить верхний свет, кто-то сбивает плафон настольной лампы на пол, вовсю идут приготовления — и секундную заминку Кирихары видит только Николас.
У Кирихары никогда не было проблем с противостоянием чьей-либо навязчивой симпатии. Только вот Рид не проявляет симпатию, а пытается расковырять когтем его панцирь, пока не станет больно. А еще, несмотря на то что лицо его разукрашено ссадинами, прическа совершенно нелепа, а акцент неудобоварим, несмотря на намертво прилипшее к физиономии выражение комик релиф из второсортного ситкома по телеканалу «Фокс»… Кирихара прокручивает этот список в голове. Так вот, несмотря на все это…
— Восторг на твоем лице трудно не заметить, — соглашается тот.
…Эйдан Рид красив. Но это не играет никакой роли. Возможно, просто бесит немного больше, чем если бы был косоглазым и лысым.
— Предлагаю начать, — мягким голосом Арройо можно распиливать пополам плотину Гувера. Кирихара отворачивается от Рида, чтобы примоститься в углу гостиной.
Салим открывает рот, чтобы что-то сказать, но.
Но.
— Окей, с чего начнем? — энергично (и с большей громкостью, чем разрешено законом) спрашивает Диего Боргес. — Кого будем стрелять? — И упирается в круглый стол этого рыцарского собрания локтями. Его мускулы, обтянутые футболкой, выглядят внушительно — Эйсу и не снилось. — Я предлагаю сразу начать стрелять. Ну, чтоб быстрее было, понимаете?
— Боргес, — говорит Салим голосом, которым обычно говорят «заткнись», но вместо этого он произносит: — Ты же хотел есть?
— А у них есть что пожевать? Мы им в прошлый раз пиццу привезли. — Боргес чешет огромной лапищей живот.
Арройо от такой наглости аж забывает доброжелательно улыбнуться.
— В холодильнике, — выдавливает он.
— Спасибо, амиго. — Боргес дружелюбно хлопает его по плечу и уходит на кухню, к холодильнику.
Салим дожидается, пока тот выйдет из гостиной, а потом почти извиняющимся тоном говорит:
— Вот теперь можем поговорить.
Без Диего