class="v"> неумело,
Вот и ветер с севера,
вот и снег…
Хилота на холоде
околела,
Смерть скребётся, просится
на ночлег.
Смерть по-тихому, попросту
Сквозь кордоны прошлёпала,
И за нею ни посвиста,
Ни припева, ни шёпота.
Думу думают граждане:
«С чёртом-дьяволом лижемся,
Но когда же, когда же мы
Волей вдосталь надышимся?»
Молодого мерина
бьют прикладом,
Извлекают музыку
из мозгов:
«Стой, скотина, радуйся
и не падай,
Пой про всё приятное,
сердце радуй,
Упряжь отрабатывай,
хлеб и кров!»
Даже царь пейзажами
опечален, —
Жаль, что вид на мерина
некрасив,
Что на веки вечные
замолчали
Соловьи-разбойники
на Руси.
Царь по стенам корячится,
Тишина ему уши рвёт:
Где там с вилами прячется
Нечестивый честной народ?
Кто в потёмках, вон, сгорбился,
Бить наощупь приученный?
У людей нету голоса,
Значит, есть колья с крючьями…
1983
«Ой, да навек уснул дремучий…»
Ой, да навек уснул дремучий
Лес возле нашего села,
Ой, да крапивою колючей
К нам путь-дорога заросла!
В дальнюю даль по белу свету
Мчится, летит народ честной,
К нам, злым и хмурым, хода нету,
Нас объезжают стороной.
Ой, да в густые наши травы
Было кому навек упасть,
Ой, погуляли мы на славу,
Ой, поразбойничали всласть!
Вор, проходимец и повеса
Здесь так и шёл вприсядку в пляс, —
Эх, за оврагами, за лесом
Путь проложили мимо нас.
Там слёзы горькие не льются,
Там с песней звонкой, удалой
Всадники смелые несутся
Вдоль по дороге столбовой.
Ой, высока же та крапива,
Ой, стебли спутались, сплелись!
Эй, кто-нибудь, сюда, мы живы!
Эй, люд проезжий, отзовись!
Эх, нам уже буянить-драться
Трезвым и тихим, не с руки,
Пришлых пугать, самим бояться, —
Ой, так и сохнем от тоски!
Братцы, сюда! Никто не слышит.
В поле затерян волчий след.
Ветер вдали кусты колышет.
К нам никакой дороги нет…
1991
«Спят буржуи вечным сном в могилах…»
Спят буржуи вечным сном в могилах.
Надька бодрствует. За ней пришли.
Надька жмётся по углам уныло,
Узел тощий прячет в печь, в угли.
Понятые топчут пол, как в спячке.
Надька — первая из всех хапуг,
Брошка с яхонтом у ней в заначке
И подсвечников с резьбой семь штук.
Красотой её сражён до бреда,
Комиссар Серёжка в дурь попёр,
Он своим кричит: «Пошли отседа!
Грабишь вора — значит, сам ты вор!»
По вредителям шмалять ему бы,
А он Надьку, вон, ласкает, мнёт,
При свечах её целует в губы
И настойку из малины пьёт!
А она ему: «Давай-ка сядь-ка!»
И черешню ему в рот суёт.
Полюбила комиссара Надька,
Музицирует ему фокстрот!
«Ты чего от нас воротишь рыло? —
Из ЧК пришёл мордастый хам, —
Гувернанткой у графьёв служила
Распрекрасная твоя мадам!»
«Ну вас в баню, подлецы, паскуды! —
У Серёжки разговор простой, —
Я у Надьки отымать не буду
Брошку с яхонтом и хрень с резьбой!»
Руки за спину ему — в два счёта!
И недолго совещался суд:
За берёзами вдали болото,
Комиссара на расстрел ведут!
«Есть и будет то, что раньше было, —
Он конвою, веселясь, орёт, —
Меня Надька при свечах любила,
Музицировала мне фокстрот!
Вас не любят, значит, жизнь — на ветер!
Вы не любите — так жить на кой?
Значит, нету вас вообще на свете,
Все вы мёртвые, а я живой!»
Пахнет травами земля сырая,
Где-то в роще соловьи поют,
За околицей гармонь играет,
Комиссара на расстрел ведут!
Держит «маузер» усатый дядька,
Ясный месяц, как индюк, надут,
На завалинке рыдает Надька,
Комиссара на расстрел ведут!
Порыдала, пригубила морса,
И чекист, вон, сам, как граф, на вид,
Утешать её, подлец, припёрся,
«Ты иди ко мне, мадам!» — кричит.
Пир горою, пироги в корзинке,
Оба-двое самогонку пьют,
А Серёжку по крутой тропинке
Под конвоем на расстрел ведут!
Ох, и шпарит за окном трёхрядка!
У чекиста жар и трепет, зуд.
Пляшет, прыгает, хохочет Надька,
Комиссара на расстрел ведут!
…Ох, чечёточку чекист отстукал,
И, обшарив с фонарём сундук,
Брошку с яхонтом уносит, сука,
И подсвечников с резьбой семь штук…
1996
«Он землю родную оставить не в силах…»
Он землю родную оставить не в силах.
А ей — на чужбине искать новый дом.
У Керченской пристани в сумерках стылых
Они в целом мире — одни под дождём.
Последние части уходят из Крыма.
Никто никогда не воротится вспять.
И люди, бедою и ветром гонимы,
К причалам бредут среди пепла и дыма.
Эскадра на рейде. Пора отплывать.
Он мог бы, наверное, долю получше
Найти, и тоску, словно лёд, расколоть.
Она ему, тихо: «Прощайте, поручик,
Я всё понимаю. Храни Вас Господь!»
Отплыли. И явь позади