но вроде ничего.
— Ты заберешь мою душу? — уточнила Данька, с любопытством глядя на перемены.
— Зачем мне?
— Баба Нина говорит, что нечисть только спит и видит, чтобы душу забрать. И что мама забрала папину. А я тоже отродье…
— Дура твоя баба Нина.
— Вообще-то это не педагогично, — вставил Мазин. — Хотя… говорить такое ребенку… и вправду дура.
— Не заберу. Мне нужна кровь, чтобы я мог тебя отыскать. Понимаешь? И колечко это… не снимай. А если вдруг помощь понадобится, просто разломи или раздави. И я услышу.
Ниточка заклятья-сторожка, сокрытого в металле, разорвется.
— Только, — Леший наклонился, глянув в Данькины глаза. — Это не шутка. Ясно.
Она кивнула и протянула обиженно:
— Я ж не маленькая. Понимаю!
— Хорошо. Тогда меняемся?
Данька доверчиво протянула руку и, когда Леший царапнул ладошку, спросила доверчиво:
— А можно, я завтра опять приду?
И как ей было отказать?
Другой гость, которого Леший ожидал, появился позднее, когда на землю легли длинные тени. И шел он со стороны Подкозельска, особо не скрываясь. И тоже корзину держал.
Леший сглотнул.
Полтора литра молока ушло… да давно ушло. Что это на пять-то рыл. И хлеб тоже не задержался. И после этого вот молока с хлебом сухпаек в горло не лез никак. Душа просила чего-то этакого… давно позабытого.
— Эй, служивый, — гость остановился под сенью леса. И голос его звучал глухо. — Покажись, коль гость…
Леший поднялся.
— Доброго дня хозяевам, — сказал он вежливо и даже поклонился. И получил ответный поклон.
— Угостись вот, — из корзины появился круглый каравай хлеба. — Ежели не побрезгуешь.
— Хлебом? Ни в жизни…
И соль была.
И хлеб этот, пусть и был вкусным, но все одно не таким, как тот, утрешний. Чего-то не хватало… но мысли эти Леший при себе оставил. Молча жевал кусок, отломанный от каравая. Хозяин леса тоже ел.
Неспешно.
И вспомнилось, что лесной народ обычаи старые знал и берег.
— Стало быть, — сказал он. — Тебя благодарить надо, что детишек моих обидеть не позволил?
— Случайно вышло. У нас тут свое… дело. Мешаться не будем. В глаза лезть тоже. Но… служба.
— Служба, — эхом отозвался оборотень. — Служба — дело такое… важное. Что ж, ежели помощь какая нужна…
— Нужна, — Леший почесал за ухом. — Этих… охотничков надобно на точку доставить. Может, сыщется транспорт какой? Чтоб не пешком… до Конюхов. А там их и встретят, честь по чести.
Леший сперва думал собственную их машину использовать, да как-то… дорог здесь немного, могут и отследить, и перекрыть. И мало ли еще какой дури удумать.
— Трактор есть, — подумавши, ответил оборотень. — С прицепом. Сгодится?
— А то! Человек мой сопроводит…
— Назад доставлю, — кивнул оборотень. — Ну и так-то… надоест в лесу торчать, заглядывайте. У нас и баня имеется…
Баня — это хорошо.
Замечательно даже.
Только… не сейчас. И Леший вздохнул.
— Трактор…
— А от там чуть в стороночке. Там дорога близко к лесу подходит, будет удобно грузить. И меньшой подсобит…
Глава 24
Где пишутся письма и происходит осмысление бытия
Глава 24 Где пишутся письма и происходит осмысление бытия
«Ежель Гондурас беспокоит, то ты его, главное, руками не трогай и не чеши»
Частное мнение заслуженной пенсионерки Марьи Федоровны о некоторых внешнеполитических событиях.
Сосна, направление к которой указал Петрович, и вправду была видна издали.
— Не сосна, а баобаб какой-то. Не знал, что они такими вырастать могут, — произнес Бер, задравши голову. Сосна уходила куда-то ввысь, где, растопыривши ветви, накрывала тенью своей и холм, и окрестности.
— Нормальные — нет, — Иван прикинул, что ствол её будет метра два в поперечнике, а то и три. Покрытая золотою корой, словно кольчугой, сосна пахла хвоей. В трещинках виднелись капли янтарной смолы.
— Знаешь, тут с этой деревней вообще… тут, кажется, нормального ничего не осталось. Даже сосен. Зато вот…
К ветке как-то, на взгляд Ивана не слишком надежно, прикрутили лестницу, причем деревянную и вида, доверия не внушающую. Но до ветки она дотягивалась. А уж на этой ветке и настил лег. Стало быть, спросом место пользовалось.
Бер, вытерев ладони о штаны, ухватился за ступеньки и споро полез наверх. Лестница под весом его заскрипела и зашаталась.
— Эй, — на помосте он устроился. — А вид ничего такой… ты там долго?
— Погоди, — Иван приложил ладони. Силы у него не так, чтобы много, да и в целом способности далеко не те, что нужны, но кое-чего он помнит. Да и дерево откликнулось легко, с охотой.
Старое.
Лет двести.
Или триста… и посажено… верно тем, кто привел в деревеньку эльфийского быка, потому как без той знакомой до боли магии, эхо которой гуляло в корнях, не обошлось. Иван поделился силой, чувствуя, как растекается она по стволу, заставляя древесные соки бежать быстрее.
И сосна, черпанув силы, очнулась от полудремы, в которой пребывала последние полсотни лет. Она поспешила залить смолой ходы древоточцев, что пробовали свои силы там, выше. Стряхнуло грибок, севший на иглы, пусть пока и не приносивший особого вреда. И корни распрямила, пустила, заставляя двигаться дальше, искать сытной земли.
Иван даже скрип раздвигаемой почвы услышал.
— Подкормить надо будет, — сказал Иван, забираясь.
Помост, растянувшийся на ветке, был сколочен из толстых досок. И к ветке, кажется, прикручен, если не намертво, то почти.
Но все равно… покачивался.
Вместе с веткой. И это покачивание изрядно нервировало.
— Так, возьмись за что-нибудь, — Иван положил ладонь на ствол, прикидывая, получиться или нет. Раньше — не получалось… то есть, когда он еще в Предвечном лесу был. Потом как-то и нужды не было.
А теперь появилась.
— На всякий случай, — уточнил Иван, потирая руки.
Вдруг появилось желание… что-то сделать? Причем что-то такое вот, общественно полезное. Никак, все же в голову напекло сильно.
Но и пусть.
Иван погладил кору, отметив, что отклик есть и куда более ясный, чем от быка. И потому на просьбу его дерево отозвалось охотно. Оно потянулось и так, что помост задрожал. Хрустнули веревки, разрываясь, и лестница брякнулась на землю. А Бер, вцепившись обеими руками, буркнул:
— Мог бы и сказать… я б спустился.
По коре пробежала рябь, а