Отвечал игумен Анастасий: «И то уж грешно, царевич, что Моисей приказом, волхву подобно, по скале ударил; то подобало жрецам египетским, но не подобало пророку Господню. Но грех сей, верно, отпустил бы ему Господь как многие другие грехи отпускал: горячо и нежно любил Он избранника Своего:
«Услышав однажды как Аарон и Мириам упрекали Моисея, Он им сказал: 'Слушайте слова Мои: если бывает у вас пророк, то Я ему открываюсь в видении, во сне говорю с ним. Но не так с рабом Моим Моисеем: устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях образ' Господа он видит: как же вы не убоялись упрекать раба Моего Моисея?' И воспламенился гнев Господа на них, и Он отошел. И облако отошло от скинии, и вот Мириам покрылась проказою как снегом... И возопил Моисей ко Господу, говоря: 'Боже, исцели ее'. [26] И Господь исцелил ее по умолению Моисея.
«Устами к устам говорил с Моисеем Господь и дал ему жезл Свой. И Моисей 'взял жезл от лица Господа, как Он повелел ему'. Жезл есть знак власти и водительства. Земля обетованная — земля райская, возвращенная. Господь хотел возлюбленного избранника Своего соделать искупителем Адамова греха. Был вручением жезла возврат Эдема таинственно означен.
«Но, Господь велел Моисею догадаться, что обетованием райской земли Отец Небесный сказал человеку: 'Ты сын Мой'. И как любящий сын Моисей должен был явить славу Отца, которая стала бы и его славою. Господь так и сказал ему: 'Сделай сие, чтобы явить славу Мою'. А Моисей сказал народу: 'Послушайте, непокорные, разве нам из этой скалы известь для вас воду?' И ударил жезлом дважды по скале. Моисей величает себя подателем блага, которое послан был от Бога передать.
«Сие есть грех не простого ослушания, но грех страшнейшего самопревозношения, самозванства. Мерива значит искушение, испытание. Не выдержал испытания Моисей. Он при водах Меривы вошел в распрю с Господом, возомнил быть как Он. Сие есть в летописях временных лет человека самое печальное и страшное событие после грехопадения Адама. Земля обетованная есть земля райская. Моисей не мог вступить в обетованную райскую землю, потому что ее не стало: грехом своим Моисей затворил Рай.»
— «А народ?», спросил Светомир.
— «Народ вступил в землю, но вовсе не райскую».
Оба долго молчали. Сказал, наконец, святитель: «Со стрелою дана (483) тебе власть царственная. Как положишь, так и будет. Чего изволишь, то и изведешь. Ты должен выбирать и путь указывать, не принуждая' Тут помыслы двоящиеся: станешь укреплять благоволение в человеках, и может почудиться, что насилуешь. Но, в ком благоволение пойдут за тобою. Надлежит послушествовать повелевая и повелевать послушествуя. Самостояние есть долг и соблазн правителя. Трудно и страшно властвовать. Царь есть знак противоречивый».
— «Хорошо мне у вас на горе», сказал Светомир, «В страну мою идти еще рано. Тебе виднее, отче. Но, — так ли уж трудно правителем народа быть? Царствовать надо как песню петь — на обрадованье»
V
Мудро царевал правитель искушенный Владарь. Чего изволил, то и вынудил. Народы басурманские покорил и к поморью пробрался. И далече простерлось владычество его. Хозяином был хранительным, строгим, но щедрым являл себя и участливым. Народ работал тяжело на державу, но царя любил, и с помазанником Божиим и в помыслах не имел спорить:
«Мы того не знаем», говаривал, «знает Бог да Государь». А пуще всего на наследника светлого надеялся и ждал Светомира как солнышка весеннего.
Мир был во всей стране, но не в дому Владаря. Сын его от Зои рос пригож и крепок, но с самого малолетства, матери своей подобно, гордость оказывал, упрям был и хитер. Не любил его народ, как не любил и гречанку царицу, роптал: «Всякое нестроение от них пошло».
От Светомира никаких вестей. С самой поры его отъезда, целых три года. А Зоины царедворцы меж собою перешептываются как-бы от царевича избавиться, коли он появиться вздумает. Да и самого государя извести за зло не почитали: уж больно ему завидовали.
И все мрачнее становилось чело Владаря; печальны были его думы: «Крепко царство при правителе крепком. А как выпущу из рук, распадется держава». И тоска терзала его по наследнику пропавшему. Воспоминал он как Светомир будто незатейливо и всегда мудро разрешал трудные дела государственные. «И сие еще до получения стрелы...»
И порешил Владарь в день Егория теплого на кринице патриаршее торжественное молебствие отслужить о здравии и возврате Светомира. (484)
А в канун праздника как во времена былые отправился он один на заветное урочище, наставления умного ради во сне вещем.
VI
Воды ключевой испил с молитвою Владарь и лег навзничь подле криницы Егорьевой. Сон сразу нашел на него. Он видит: келлия малая, полутемная. На стене образ Егория святого на коне с копьем лучезарным в деснице.
И возроптал Владарь, Егория попрекая: «Почто явил ты стрелу на свет Божий, коли сразу и укрыть ее порешил? Хоть и не переводилися ее ради веками борения братоубийственные, и втуне она, невидимая, в урочище твоем лежала — все же жива была вера в обетование, что одному из рода нашего суждено стрелу ту добыти и владыкою стать всея земли. Но вот получил наследник наш стрелу твою, да сам он ушел и стрелу с собою унес. Исполнившись, обмануло обетование. Зачем допустил ты сие? Скажи, где Светомир? Что станется с царством нашим?»
Егорий молчит. Сама тихо открывается дверь. Выходит из келлии Владарь. Вот идет он по лугам и полянам и входит в дремучий лес. И слышит вдруг будто кто-то зовет его, и раздается голос: «Попущай, попущай! Вот и придет по тебе царевать сын твой от Зои-царицы. И войдет через него в дом Горынских наследье роковое».
Узнал Владарь голос старого соблазнителя своего — беса; и возмутился духом. А бес продолжал говорить: «И прольется кровь в роду твоем: отец сына убьет».
— «Молчи, бес!», приказал Владарь. Но бес не послушался; «И придет гневобыстрое наказание: В недолгий срок потонет во крови остаточный состав семьи царской, отомрет корень рода. И замутится время. И брат на брата восстанет, народ сам себя убивать пойдет. Враги иноземные стольный град твой возьмут».
— «Сгинь, дьявол!», вскричал Владарь.
Зашумели, заговорили деревья лесные: «Не миновать беды. Вспыхнет распря истребительная, братоубийственно заметежится народ, но праведники и мученики святые его образумят, подымут на супостата. Матерь Божья, Владычица Дебренская, молитвы их услышит, покроет их Своим святым покровом, отгонит напастей прилоги и страстей находы. Спасет страну. Вот и нового царя изберут, сродного тебе, Владарь, по женской стороне. И примутся правители за дело трудное устроения разоренной земли. Богатеть и шириться станет царство». (485)
Раздался глумливый смех: «Толк то какой? Опять прольется кровь; опять отец сына убьет...»
— «Убьет», пронесся отзвук лесных голосов. «Убьет Егорий Светохрабрый лютую змею. Царь Владарь! Коли и прольется кровь роди мая в нашем с тобою роду, коли и самому сатане воспотешествуем но взмолится душа наша ко Господу, — Он простит великое согрешение. Воспомни как мы во тьме неведенья сидели, и как Божий воин нас светом Христовым просветил. Почто ради о святом Егорие соблазняешься? Он тебе и родич, он тебе и хранитель. Не печаль души своей Должен ты Господу молити, у Христа спасения просити. Бог на милость не убог».
Идет, идет по лесу Владарь, выходит из чащи, видит: город стоит белокаменный на зеленом лугу. Вдруг поднимается столб огненный постоял, постоял и рухнул на город пригожий. Вот уж город в огне исходит, падает за домом дом, за башнею башня крепостного вала. И над грудою стенных скелетов повисла туча густого дыма, черного.
Воет, воет воздух дующий: «В жару твой дом, в огне твой град. Не жалей, не тужи! Народ твой жив доколе Дух в нем дышет. Восстанет град из костра как Феникс-птица восстает. Зане я, ветер, пожар твой не тушу; дую, дую, полымем играю, огонь твой разжигаю. Не тужи, не унывай, уповай, уповай!»
И видит Владарь: из пепла воздвигаются стены превысокие, башни, бойницы, врата прекрепкие, дома многоцветные, луга и поля в нарядах изумрудных, церквей премногих маковки золотые с лучами крестоносными — все прежнее, прежнего краше...
И подняла Владаря воздушная волна, унесла его вверх, вдаль; опустила, поставила на большой белый камень посреди воды. Видит Владарь: плавно идет прозрачная, голубая, безбрежная река. В лазуре ее отражается смурый, недвижный, завороженный свет невидимого, неведомо какого светила; и во свете сем опрокинуты пышных дворцов красно-серые туманные громады, высокие, узорные ограды, зачарованные, роскошные сады, малые, крутые, горбатые и огромные, легко изогнутые мосты; и подле одного из них, раздвинутого, многомачтовый морской корабль — все величаво, крепкозданно и... призраки кругом. Залюбовался Владарь.