От легатов дипломатической палаты, от братьев, от отца… От тебя…
Я опустила голову, стараясь пропускать мимо ушей эти откровения. Меня волновало совсем другое:
— Тогда почему ты не позволил мне взять мою рабыню? Твой раб сопровождает тебя.
Рэй отстранился, посмотрел на изображение транслятора, будто не знал, чем себя занять:
— Простая предосторожность. Твою рабыню могут узнать. Недопустимо покрывать рабыню вуалью.
Я опустила голову. Что ж, это оправдание выглядело довольно правдоподобно.
— Так, где мы?
— Это Кольеры. Пожалуй, самое имперское, что может быть в Империи. Впрочем, ты наверняка знаешь.
Я лишь покачала головой:
— Впервые слышу.
Рэй казался удивленным:
— Надо же… — он жестом пригласил меня на диван, подозвал танцующий столик. — Кольеры — это целый мир.
Он активировал перед собой пульт управления, и изображение леса дрогнуло, сменилось красным и серым. Казалось, просто исчезла большая часть стены, открывая огромное пространство, в центре которого виднелся красный круг. Вокруг — сплошные крошечные капсулы, в которых я замечала живых людей. Насколько хватало глаз — сплошные капсулы.
Я повернулась к Рэю:
— Что это?
— Арена. Вокруг — самые дешевые места.
Любопытство пересилило. Я поднялась, тронула кончиками пальцев изображение, и оно пошло рябью, как завеса жидкого стекла.
— Что это? Окно или экран?
— Экран. Сепары расположены в глубине, для большей конфиденциальности. Но самые лучшие виды только здесь.
На красном круге проступили белые цифры, над которыми прокручивалось многомерное изображение огромного лысого вальдорца.
Рэй хмыкнул:
— Севиний… надо же. Я не просматривал участников. Хочешь поставить?
Я обернулась:
— Поставить? На что?
— На Севиния. Сорок семь из пятидесяти, что он выйдет победителем. Но я бы дал все сорок девять. Зрелищности мало, но его обожают за то, что он преумножает деньги. Заведомый выигрыш. Но если ты не хочешь ставить — я тоже не буду.
Я покачала головой:
— Я просто посмотрю. Что он будет делать?
Рей улыбнулся:
— Судя по всему — зевать. Обычно его противника хватает лишь на пару минут.
Сепара наполнилась гулом толпы, который разносился, как стихия. Казалось, я сама стояла в центре этой арены и слышала и видела все настолько ясно, что не возникало никакого сомнения в реальности происходящего. Меня охватило такое чувство, будто я находилась в самой гуще толпы, среди множества людей. Я настолько остро осознала, как тяготило меня запертое пространство дома, что стало страшно. Хотелось высунуться в это иллюзорное окно, кричать, махать руками. Мне казалось, я была почти счастлива.
Я наблюдала, как одного за другим представляли публике участвующих бойцов. При появлении последнего зазвенел пронзительный свист, от которого едва не заложило уши. Я обернулась:
— Почему они свистят?
— Требуют замены. Ты же сама видишь.
Последний боец был тонким, бледным, синеватым. В нем явно преобладала сиурская кровь. В сравнении с Севинием он казался просто вязальной спицей. Рэй кисло улыбнулся:
— Ты же понимаешь, что всегда должен быть проигравший…
Я лишь пожала плечами, вернулась на диван, влезла с ногами:
— Во что они будут играть?
Рэй повел бровями:
— Пока не знаю… И не все ли равно, если тебе нравится?
Мне кажется, я покраснела. Нравилось — не то слово. Смена обстановки, пространства, звуки — я будто вырвалась из кокона, окунулась в какую-то другую незнакомую жизнь.
Я по глоточку цедила вино, наблюдала за жеребьевкой, затаив дыхание. По закону подлости, тощий сиурец встал в пару с вальдорцем Севинием и вытянул первый бой. В их руках были тонкие длинные палки. Я повернулась к Рэю:
— Разве это честно?
Он лишь в очередной раз усмехнулся:
— Конечно, нет.
Арена дрогнула, толпа завыла еще яростнее. Я даже отставила бокал и подалась вперед, поддаваясь этому необъяснимому общему порыву. Выбранные бойцы встали по краям арены и понеслись вверх на тонких граненых столбах. Я отшатнулась.
Рэй отхлебнул из бокала:
— Две минуты — не больше. Вот увидишь.
— Хм… — я улыбнулась и положила в рот конфету. — Тогда я дам ему три.
Я поймала его взгляд и тут же отвернулась, смутившись. Все казалось другим: и я, и он, и все вокруг… Мне даже нравилось, что он просто сидел рядом, говорил со мной. Просто так. Вот что значит смена обстановки.
На экране загорелся таймер, прозвучал звуковой сигнал, и все пришло в безумное движение. Столбы вырастали и исчезали с фантастической быстротой, бойцы вращали палками, которые подсвечивались от силы вращения. Очень быстро стало заметно, что Севиний выдыхается — ему мешала собственная масса. Сиурец, как легкое насекомое перескакивал со столба на столб под неизменный вой толпы. Мне даже показалось, что заложило уши. Но я втайне хотела, чтобы Севиний сдался — судя по словам Рэя, он привык всегда побеждать. Пусть бы разок проиграл для разнообразия. Тем более, тощего вначале так освистали… А Севиний упорствовал. При очередном неудачном прыжке он промахнулся и упал на очередную колонну, хватаясь за край. Сиурец уже нависал над ним, потрясая палкой. Толпа выла так, что переворачивалось все внутри, и хотелось заткнуть уши. Тощий занес руку, палка обрушилась на шею проигравшего, и огромная лысая голова отделилась от тела, как уродливая виноградина. Рухнула вниз, а на экране появились огромные красные капли, которые тут же самоочистились. Я отшатнулась, закрыла лицо ладонями.
Вокруг все выло. Рэй отставил бокал:
— Так и знал, что его заказали. Хорошо, что не ставил.
Я повернулась:
— Он что, умер?
На лице моего мужа отразилось недоумение:
— Кажется, в этом нет сомнений.
— По-настоящему?
— А можно как-то иначе?
Я подскочила к экрану, заглянула вниз. Арена уже приобрела первоначальный плоский вид. Я с ужасом наблюдала, как обезглавленное тело утаскивают за ноги.
Вмиг облетело все очарование. Вой толпы врезался в уши, слезы потекли по щекам. Я посмотрела на Рэя:
— Зачем ты привез меня сюда? Это же ужасно!
Мне стало нечем дышать. Я закрывала лицо ладонями, шумно дышала.
Рэй поднялся, тронул меня за плечи:
— Что с тобой? Это же просто бои…
Я оттолкнула его:
— Ты решил поиздеваться надо мной? Я не хочу видеть кровь! Не хочу видеть смерть!
Он прижал меня к себе:
— Я хотел, как лучше. Хотел развлечь тебя.
Я отчаянно упиралась ладонями в его грудь:
— Я тебе почти поверила! Что ты способен на что-то хорошее! Я не верю тебе! Ни единому слову, слышишь?
Он прижал меня так, что я