губы так, что стало нечем дышать. Я забилась, упираясь ладонями в его грудь, пыталась глотнуть воздуха, но меня будто сжало тисками так, что осталось одно дыхание на двоих. В глазах мутнело. Тело ослабло настолько, что я боялась упасть, если он разожмет руки.
Я считала это подлостью. Но разве не глупо ждать чего-то другого от имперца?
Я чувствовала, как слабеет прическа, слышала тонкий металлический звон падающих на полированный камень зажимов. И голова чуть запрокинулась под тяжестью упавшего потока освобожденных волос. Заныла кожа, но Рэй будто чувствовал, запустил в мои волосы пальцы, зажимая пряди. Другая рука скользнула на спину, нащупала крючки, и корсаж развалился опадающими лепестками. Теперь между его руками и моим телом оставалась лишь тонкая невесомая ткань. И он медленно задирал ее, оголяя мои бедра. Сжал ягодицу до легкой боли, и между ног мучительно запульсировало, заставляя сердце колотиться еще чаще. Во рту пересыхало. Хотелось провалиться.
Я все еще пыталась отстраниться, абстрагироваться, но глохла от биения крови в ушах. Казалось, меня отравили, и подлый коварный яд гонит обжигающую лаву по венам, мутит разум. Пытается вытащить наружу то, что должно остаться только моим. Моим!
Его пальцы поддели платье, и оно уже скатывалось с плеч, щекоча будто воспаленную кожу, которая покрывалась мурашками. Меня обдало прохладой комнаты, и соски сжались, заныли. Хотелось прикрыться, спрятаться. Еще лучше — выбежать прочь. Но мне было необходимо остаться.
Губы Рэя коснулись шеи, спустились вниз, обхватывая сосок. Его длинные волосы щекотали мои бедра, колени. Хотелось тронуть его макушку, но я сдержалась, позволяя рукам повиснуть плетьми вдоль тела. Но вздрагивала от касаний, которые разносились томительными импульсами. Он прижал меня к себе, и я чувствовала, как закаменело у него в штанах. И между ног отозвалось резью, едва я вспомнила тот восторг, который уже успела испытать. Я горела от желания и ненавидела себя. Но он не узнает об этом.
Он подхватил меня на руки, легко, будто без усилий. Отнес в спальню и опрокинул на кровать. И просто смотрел, стоя в изножье. Я замечала, как по его лицу пробегает грозовая тень, как поджимаются губы. Он был недоволен. Пусть. Я просто лежала, борясь с желанием прикрыться, смотрела в сторону, замечала краем глаза, что он раздевался. Нарочито медленно, будто испытывал мое терпение.
Я вздрогнула от его голоса.
— Что с тобой?
Я покачала головой, все еще глядя в сторону:
— Все в порядке.
Он лег рядом коснулся моего подбородка, вынуждая повернуть голову:
— Не лги мне. Чем ты не довольна? Ты не хочешь меня?
Я молчала — пусть думает что пожелает.
— Значит, ты, бедняжка, — он коснулся соска и покручивал, заставляя меня выгнуться от этого касания, — сцепив зубы, выполняешь супружеский долг? И страдаешь… — Он прикусил мое ухо. — В прошлый раз мне так не показалось, моя дорогая жена.
Он вновь прикусил ухо, да так сильно, что заставил меня вскрикнуть, дернуться. И в то же мгновение уже нависал надо мной, обжигал губами шею:
— Значит, придется помучиться… Пострадать… во имя нашего крепкого брака. А я с удовольствием посмотрю на твои… страдания…
Его губы обхватили сосок, рука с нажимом скользнула по животу, нырнула между ног, и пальцы тут же увлажнились. Он усмехался, а я готова была провалиться со стыда. Врать было бессмысленно. Рэй не отрывал взгляд от моего лица, касаясь самого чувствительного места:
— Говорят, страдания — путь к совершенству.
Он надавил, и я почувствовала, как в меня с легкостью скользнул палец. Я выгнулась со вздохом, ощущая, как заходило внутри. Рэй коснулся губами моего живота, и ниже, ниже, пока я не ощутила горячий язык между ног. Хотела дернуться, но он удержал меня, а губы уже касались внутренней стороны бедер. И меня скручивало от мучительного желания все вернуть. Все сосредоточилось в одной пульсирующей точке, разливалось по телу волнами, завязывалось узлом. Я хотела прикосновений так, что готова была кричать. Он сжал мои ягодицы, прочертил языком по животу влажную дорожку, прикусывал. Изводил, вынуждая умолять, но я молчала. Я проиграла по всем фронтам, моя хилая неумелая оборона рухнула, как игрушечная крепость. Но просьбы он не дождется! Кажется, он понял это. Снова укусил меня, и я почувствовала невыносимые обжигающие касания, которые уничтожали меня снова и снова. Бесконечно и мучительно. Жестоко и бесстыдно. Я терялась во времени и пространстве. Порой становилось настолько невыносимо, что я пыталась отползти, запрокидывала голову, жадно глотала воздух. И стонала, не в силах сдержаться.
Но он не давал мне опомниться, и вот я уже чувствовала его в себе, хваталась за плечи, руки, отвечала на поцелуи с бессовестной жадностью. Я оглохла, ослепла, потеряла разум. Весь мир в эти мгновения сосредоточился в одном-единственном мужчине. И я даже не могла представить, как наутро буду себя ненавидеть.
50
Я понимала, что все делаю не так, но не видела решения. Будто вязла в клейкой паутине. Старик дал срок — я не могла отталкивать собственного мужа, но… Два месяца пройдут очень быстро. Единственное, на что надеялась — что эта ночь будет иметь нужные последствия. И, может, тогда все встанет на свои места. Я готова была молиться всем неизвестным богам, чтобы внутри меня уже зародилась новая жизнь. Но я не понимала, что со мной произошло. Его присутствие было почти невыносимым, я не узнавала сама себя и просто не могла сопротивляться. Будто оголили нервы. Тогда, в купальне, было иначе. Я отдавала себе отчет, понимала, что делала. Было ясным и сознание, и чувства. Вчера же все плыло — я отчетливо осознала это только сейчас. Рабы поговаривают, что бывают страшные вещества… но я ничего не пила, и ничего не ела.
Индат твердит, что это любовь. Но в последнее время она слишком много рассуждает о любви. И закрадывалась липкая отвратительная мысль, что она мне завидует. Но я ничем не могла ей помочь. Рэй не отпустит ее. И единственный способ что-то исправить — выкупить того раба у Марка Мателлина. Но, кажется, и здесь я бессильна.
Индат никак не могла оторваться от моего колье, так и не убрала в футляр. Раскладывала на ладони, поглаживала камни. Они будто завораживали ее. Я позволяла — так она, по крайней мере, меньше болтала
Индат подняла голову:
— Госпожа, можно, я примерю?
Я кивнула:
— Примеряй.
Индат облизала губы, расстегнула ворот своего серого