не могла пошевелиться, прошипел в макушку:
— Что ты хочешь? Что мне сделать?
Я молчала, лишь отчаянно пыталась его оттолкнуть. Во мне клокотали злость, обида и ужас от только что увиденного.
— Я хочу заслужить твое доверие, только скажи, как? Чем? — Рэй мягко тронул мой подбородок, вынуждая смотреть в лицо: — Скажи, чего ты хочешь, Сейя? Я исполню все, если это будет в моих силах.
— Все? — я даже усмехнулась.
Он кивнул:
— За исключением развода.
Я и без этих слов понимала, что заперта здесь навечно.
— Моя Индат несчастна… Я уже слышала, что ты не можешь отпустить ее. Она влюблена в одного раба. Выкупи его для меня. Пусть они смогут быть вместе.
Рэй нахмурился:
— А для себя? Ты ничего не хочешь для себя?
Я лишь покачала головой. Я, правда, не знала, что просить. Вещи? Безделушки? Что я стану со всем этим делать, запертая в четырех стенах? Безделушки не заменят спокойствия и счастья.
— Если только увидеть маму… Хотя бы через галавизор.
Он молчал.
Я опустила голову:
— Да, я понимаю… Знаю, что Император это запретил. Поэтому не прошу.
Он кивнул:
— Я не хочу обещать невозможное. Это будет неправильно.
Рэй по-прежнему молчал. Лишь прижал меня к себе и уткнулся подбородком в мою макушку. Я больше не сопротивлялась. Обмякла. Поймала себя на мысли, что мне неожиданно стало спокойно, будто он заслонял меня от того кошмара, который происходил на арене.
Наконец, он отстранился:
— Что это за раб? Чей?
Я подняла голову:
— Марка Мателлина. Вериец Перкан… Выкупи его, и я тебе поверю.
Рэй пристально смотрел мне в глаза, провел по губам большим пальцем:
— Считай, что он твой, я обещаю тебе.
Повисла неловкая пауза. Казалось, он вот-вот поцелует меня, и в груди закипели противоречивые чувства. Одновременно хотелось этого, но я отчетливо понимала, что сейчас, в эту минуту, это неправильно, иначе все разрушится.
Рэй будто услышал меня. Его руки ослабли, он сглотнул, отдалился на шаг.
Я тронула его руку:
— Увези меня из этого ужасного места.
54
Я слушала мерный плотный гул двигателя, прислонилась виском к стеклу и смотрела на залитый огнями город. Рэй велел сбросить скорость, и я могла беспрепятственно рассматривать дома, статуи, мосты. Это был другой мир, который я даже не могла вообразить, сидя на Альгроне и глядя по ту сторону обрыва. Но все равно все это было за стеклом и неуловимо напоминало книжные проекции.
Рэй молчал. Время от времени я ловила на себе его взгляд, и становилось неловко. Я старалась гнать мысль о том, что обидела его, но ничего не могла с собой поделать — все равно чувствовала себя виноватой. Но просить прощения? Да за что?
Я повернулась:
— Женщины тоже ходят туда? На эти бои?
Он усмехнулся:
— Еще как… Как показывает практика, женщины бывают кровожаднее мужчин. Например, дочери Опира Мателлина едва ли не живут там. Ставят бешеные суммы. Все, как одна.
Я пожала плечами:
— Что же в этом хорошего? Смотреть на смерть и кровь?
Рэй повел бровями:
— Боюсь, я не смогу это объяснить, а ты не сможешь понять. В этом нужно вырасти.
Я покачала головой:
— Но зачем расти в крови? Я бы не хотела, чтобы мои дети видели что-то подобное.
Рэй молчал, поджав губы, на лице едва заметно ходили желваки. Он, наконец, пристально посмотрел на меня:
— Останься такой. Как сейчас.
Я лишь опустила голову, не слишком понимая, что он имеет в виду.
Рэй промолчал до самого дома. Я лишь все время ловила на себе его взгляды, от которых щекотало внутри, и не могла сказать, что мне это было неприятно. И даже не хотелось ничего спрашивать о дворцах и статуях, мимо которых мы пролетали, лишь бы не нарушить эту странную тишину.
Наконец, мы вернулись. Рэй проводил меня до дверей на мою половину, коснулся губами кончиков пальцев:
— Спасибо за вечер.
Я опустила голову:
— Боюсь, я его испортила…
Он не подтвердил и не опроверг. Шумно вздохнул, посмотрел мне в глаза:
— Хочу, чтобы ты это знала: мой отец больше не потревожит тебя.
Я подняла глаза, но молчала.
Рэй поджал губы:
— Я не знаю, что именно произошло тогда между вами, но надо быть дураком, чтобы не уловить суть. Я знаю своего отца. Лгать и угрожать — это то, в чем он особо преуспел. Его больше не примут в нашем доме, можешь не опасаться на этот счет.
— Ты не впустишь собственного отца? Разве так можно? — сердце болезненно заколотилось от подступившей радости, но я боялась поверить. Не будь старика — станет легче дышать. Намного легче…
Он кивнул:
— Можно, если нет другого выхода. Отец пытается влезть со своими порядками туда, где ему не место. — Рэй взял мою руку, коснулся губами: — Спокойной ночи, госпожа. Надеюсь, я все же смог хоть чем-то тебя порадовать.
Я опустила голову, казалось, краснела, судя по прилившему жару к щекам. Простой жест, простые слова, но почему они так смущали? Я хотела, чтобы он ушел, и в то же время, чтобы не разжимал пальцы.
Я все же отняла руку:
— Спокойной ночи. Мне многое понравилось… Особенно, город. Я хотела бы чаще смотреть на город.
Он кивнул:
— Думаю, это не составит труда. Доброй ночи.
Рэй развернулся и направился к лестнице. А я смотрела ему в спину, наблюдала, как колышутся полы сиреневой мантии. И боялась пошевелиться. Охватило странное, непонятное, едва уловимое чувство, легкое, как птичий пушок. Я даже не могла его толком нащупать, но понимала, что его способно разрушить самое незначительное движение, самый тихий звук, порыв ветра. Оно было таким, что даже не хотелось делиться с Индат. Оставить себе. Только себе.
Я вошла в свои покои, прислонилась спиной к мрамору. Глупо улыбалась сама себе и грызла кончик ногтя. Нет… я ничего не расскажу. Я даже покружилась на месте, неслышно пересекла приемную и вошла в спальню.
Индат сидела на полу, у широкого дутого комода. Побелела, заметив меня, будто увидела призрачную химеру или еще какую гадость. Закаменела и, казалось, была не в силах встать с пола. Наконец, ее губы дрогнули:
— Госпожа… — она с трудом поднялась, неуклюже ерзая, просеменила ко мне, обняла. Ее руки были ледяными, дыхание частым. Щеки тут же намокли