так, что получается «частный капитализм, регулируемый государством». Он, между прочим, уже объявил «контрреволюционерами» тех коммунистов, которые не хотят понять, что экономические уступки крестьянству должны быть произведены во что бы то ни стало, хотя бы ценой жертв со стороны пролетариата. Была на эту тему интересная статья в английском
«Observer» [553], принадлежащая Фарбману, бывшему за время революции несколько раз в России. Он считает, что коммунистическую фазу революции можно считать законченной, Ленин теперь ведет борьбу с своей партией за восстановление капитализма и, как он метко замечает, сам не видит всего трагизма своей роли в этой борьбе. Само собой разумеется, что я ни на минуту не верю, чтобы большевики этим запоздалым отказом от утопизма могли хоть немного улучшить экономическое положение. Им это не удастся. Но они могут облегчить своим наследникам их задачу, поскольку собственными руками сделают «грязное» дело возвращения фабрик владельцам, приглашения концессионеров, признания долгов и т. д. Если они все это сделают, у них в будущем пропадет главный козырь против социалистического или демократического правительства: что оно «продало» пролетариат капиталистам. Вот это было бы подлинной исторической Немезидой! [554]
Как себя чувствуете? Пока пишите на адрес Евы Львовны. Привет Ираклию Георгиевичу [Церетели] и кавказцам вообще.
Крепко жму руку.
Ю. Ц.
Письмо С. Д. Щупаку, 30 мая 1921 г
Ну вот, дорогой Самуил Давидович! Я уже на лоне природы – в St. Blasien в Шварцвальде. С трудом нашел комнату в пансионе и начинаю свое лечение «лежанием на солнце». Чувствую себя хорошо, почти не замечаю, что болен. Глушь тут изрядная, два раза в день надо высиживать за общим table d’hote’ом[555] с добродушными, но малоинтересными туземцами, так что есть отчего соскучиться. Но я надеюсь выдержать характер и вылежать здесь свои два месяца.
Перед самым отъездом получил письмо от Абр. Никиф. [Алейникова], из которого я узнал, что он должен ехать в Берлин по командировке от Комиссариата земледелия для закупки сельскохозяйственных машин, но что ЧК не пускает, требуя подтверждения от берлинской миссии, что им такой специалист действительно нужен. Поручил Марку Ис[аевичу Бройдо] и Павлу Людв[иговичу Лапинскому] пустить в ход разные аргументы, чтоб это устроить. Едет он один. Когда он писал письмо, Женя еще сидела. (После, как я Вам писал, ее выпустили.) Вообще, из России очень плохие сведения: сотнями арестуют наших. В Бутырке было избиение политиков (при переправе их в отвратительные провинциальные тюрьмы). В числе избитых, между прочим, называют Израэля. Подробности будут опубликованы у нас в девятом номере.
Что Вы? Что Пав. Бор.? Хорошо ли ему в Sceaux-Robinson?
Чхеидзе я не дождался. Воображаю, с чем он будет разъезжать по Прибалтике!
Перед самым отъездом повидал только что приехавших Каутских, которые окончательно перебираются в Вену.
Присылайте, пожалуйста, мне газеты. Мой адрес: Martow, Villa Waldeck, St. Blasien.
Жму крепко руку.
Ю. Ц.
Из письма С. Д. Щупаку, St. Blasien, 8 июня 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Оказывается, из нас двух, по-видимому, настоящий больной Вы, а не я. Вам необходимо обратиться к врачу и серьезно полечиться. Что касается меня, то я здесь откармливаюсь и жарюсь на солнце; чувствую себя хорошо. У врача еще не был, но думаю, что не только субъективно, но и объективно мое здоровье сильно улучшилось за последние 2–3 месяца.
Относительно московских избиений и массовых арестов мы выпустили манифест, который теперь уже должен был появиться в «Populaire» и «People» [556]. Рассылался он уже без меня, но в «Freiheit» и «Forwärts» я его уже видел. Мы остановились на мысли звать не к митингам протеста, ибо очень боялись, что их окажется так мало, что коммунисты смогут торжествовать, а к сборам пожертвований для выражения сочувствия жертвам большевистского террора. Отчасти это имеет и утилитарную цель, ибо Красные Кресты изнемогают под непосильной тяжестью кормежки сотен заключенных, а потому получение какой-нибудь тысячи франков (по-русски – 5 млн. рублей) будет громадным подспорьем (мы уже отослали в Москву 3000 марок). Но, главное, мы рассчитываем, что всякий синдикат и партийная группа не откажется подписать 10–20 франков и можно будет достигнуть, что в течение сравнительно долгого периода постоянно будут вспоминать о «большевистских тюремных ужасах», так что и самим большевикам, может быть, станет неприятно. Митинги, если можно устроить, конечно, тоже не помешают. Но главное – сборы в рабочей среде и в интеллигенции. На это надо налечь. Обязательно переговорите с Мергеймом, чтобы он устроил, чтобы хоть несколько синдикатов что-нибудь пожертвовало и чтоб это было отмечено в «People»; затем с Лонге и Реноделем, чтобы сделали «коллекту» [557] в редакции и среди депутатов и в партийных организациях. Надо говорить и с Лонге, и с Реноделем, чтоб первый не обиделся. Хорошо бы, чтоб и грузины между собой сделали сбор.
А затем нужно использовать в печати громадный материал о гонениях, помещенный уже в № 9. В 10-м появится дальнейший материал. Я постараюсь послать на этих днях статейку в «Populaire», в которой сообщу некоторые имена.
Мои все сидят. Женя действительно выпущена, но больною (с воспалением легких, думали сначала, что возвратный тиф); теперь выздоровела. Серг[ей] Осип[ович Цедербаум] с Плесковым и Николаевским голодали 5 дней, пока добились разрешения книг и свиданий.
Как я, однако, предвидел, на этот раз Ленину не удастся надолго продержать большевиков в террористическом настроении, когда нет ни «Антанты», ни Врангеля под рукой. Вы видели в «Воле России» описание первого заседания Московского совета? Там принят наш запрос об избиениях и назначена комиссия для расследования, из которой, конечно, ничего не выйдет. А теперь пришла телеграмма, что на втором заседании Совета наши заставили принять декрет о недопустимости ареста членов Совета без утверждения последнего! Это тоже останется, разумеется, на бумаге, но весьма показательно: очевидно, среди самих коммунистов нет на этот раз никакой уверенности в нужности этого башибузукства, и они уже не сдерживаются партийной дисциплиной.
О страшном разложении внутри большевиков – в связи с голодом, недовольством масс и ленинской политикой возврата к капитализму – пишут нам много интересного: низы восстают против верхов, верхи разбиваются на враждующие клики. Среди московских большевиков, в отличие от петербургских, народилось «умеренное» течение против массовых арестов и за легализацию нас. Думаю, что развал и раскол большевистской партии уже не за горами. […]
Живется мне здесь в достаточной степени скучно – знакомств никаких, а завязывать таковые с табльдотными немцами нет никакой охоты. Книг тоже мало, так что пробиваюсь