заявили готовность поддержать большевиков, если они пойдут на союз с эсерами (при отношении сил в России только их союз означал бы совершение крестьянско-демократической революции не путем диктатуры меньшинства) и откажутся от утопических экспериментов. Если бы этот союз осуществился на программе осуществления мира, интегральной аграрной реформы и той «плебеизации» государственного аппарата, которую осуществили, в общем, большевики и которая была необходима, поскольку за пределами социалистических партий и их поддерживающих масс в России не оказалось последовательной демократии, то это была бы тоже, по существу, «якобинская» революция, но преодолевшая ограниченность средств французского якобинизма, а потому не вступающая в непримиримый конфликт с классовыми интересами пролетариата и его конечными целями. И поскольку большевики пошли другим путем, мы из признания неизбежности в России «якобинской» революции не делаем вывода о примирении с большевиками, а, напротив, о необходимости борьбы с ними за то, чтобы их утопизм и их рабское подражание французским якобинцам в методах терроризма не привели к уничтожению того прогрессивного, что революция октября 1917 года принесла, вынеся на поверхность подлинный плебс и развив в нем, под покровом коммунистических иллюзий, тот, по существу, индивидуалистский радикализм, который является основной психологической предпосылкой не только буржуазного строя, но и – в известной мере – современного рабочего движения. Поэтому того основного противоречия между нашей оценкой октября и нашей политикой, о котором Вы пишете, у нас нет: признав большевиков, по существу, крайними выразителями исторического процесса ломки старой крепостническо-барской России, мы боремся с ними как потому, что эту свою «якобинскую» миссию они выполняют плохо, благодаря субъективному стремлению водворить коммунизм, так и потому, что,
так выполняя эту миссию, они неизбежно развращают сознание пролетариата и его обессиливают. Противоречия нет, и есть полная последовательность в том, что дальнейшее развитие от большевизма мы видим в движении
вперед от него, а ни в коем случае не назад, т. е. только через те самые городские и сельские народные слои, которые проделали стаж большевистской веры, ибо они оказались наиболее революционно активными в этой, по существу, к XVIII веку относящейся революции, – а не против них. Отсюда, в частности, и решение наше снять лозунг Учредительного Собрания и т. д.
Теперь – об Интернационале. Тут у нас, вообще, конечно, более глубокие разногласия, вытекающие из неодинакового отношения к «правому» социализму. Знаю, что нежности Вы к нему не питаете. Но – и я не забываю, что Вы уже в [19]15 – [19]16 гг., предвидя это развитие, держались той же линии – Вы, если можно так выразиться, считаетесь с правым социализмом, как с элементом социалистической культуры, еще противостоящей большевистскому вандализму. В 15-16-м годах я, хотя и не соглашался с Вами, но еще внутренне колебался в этом вопросе. Теперь же, после 5 лет, я для себя подвел итог в том смысле, что вандализм большевистский (имею в виду большевизм европейский, лишь развращаемый и усиливаемый Москвой, но имеющий свои корни в Европе) есть прежде всего неизбежная реакция на вандализм «военного социализма» [538] и что поэтому преодоление в европейском движении этой новой бакунинской заразы[539] немыслимо, пока не изжит военный социализм. А он не изжит – не только в Германии и Польше, но и в Бельгии, и во Франции, и в Англии, Чехии и т. д. И пока он не изжит, мы дорожим всеми элементами, ушедшими от военного социализма и не попавшими в рабство к Москве, и склонны снисходительно относиться даже к самым неприятным чертам, которыми эти «центральные» фракции отличаются частью в силу субъективной потребности равняться налево, частью – в силу длительного наследия общего социалистического кризиса. Вот почему мы «по-христиански» относились к самым возмутительным фактам замалчивания русского большевизма и пресмыкательства перед ним, считая это неизбежным временным злом – привходящим явлением упростительной психологии, выросшей из реакции против «военного» социализма. Вот почему мы радуемся началу исцеления от этого апологетического отношения к Москве и, например, в книжке Бауэра (которую я еще обязательно буду критиковать) увидели в России нашу победу, потому что она сказала половину правды о России и о большевизме. Я думаю, что уже с тех пор, как Вы писали письмо, положение в этом смысле все же очень улучшилось (знаю, что это не заслуга самих социалистов, а результат московских подзатыльников), и хотя инциденты вроде грузинского в Вене[540] показывают, как еще далеко до правильного отношения этих социалистов к данному вопросу, чем дальше, тем дело пойдет быстрее.
Сегодня мне звонила Ева Львовна, что получила от Вас письмо и что Вы в нем предлагаете поместить в «Социалистическом вестнике» Ваше письмо целиком или в выдержках. Я предлагаю Вам сделать так: мы перепечатаем всю критику нашей позиции (устранив такие места, вытекшие, по-видимому, из недоразумения, как приписывание Вам слов о нашем «октябризме»). Что касается той части, которая говорит об Интернационале, то у меня есть Bedenken, которыми я хочу с Вами поделиться. Во-первых, сплошной апологетизм со стороны «реконструкторов» по отношению к русскому большевизму есть явление прошлого, уже изжитого (Вы можете в этом убедиться не только из помещения в «Freiheit» моей статьи о Грузии, но и статьи Бауэра в «Arbeiter Zeitung» о Кронштадте, статьи Далина в «Volksrechte» [541], особенно из того, что в «Populaire» уже дважды Andre Pierre – очень левый лонгетист – выступал со статьями в защиту петербургской стачки и Кронштадтского восстания против «Humanite» [542]), частью же потому, что у Вас поименно называются «грешники», в том числе Каутский, Штребель и другие. Я считал бы, что, напечатав место с критикой Отто Бауэра, как типичного для апологетической точки зрения, и упомянув о равнодушном отношении реконструкторов к идее международной комиссии, можно будет придать отрывкам цельный характер. Но если Вы имеете против этого возражения, мы, конечно, более равномерно используем обе части письма. А вот что Вы, по словам Евы Львовны, посылаете письмо в «Republique Russe», меня смущает несколько по противоположной причине: боюсь, что Ваше выступление на французском языке с критикой нас будет понято европейцами как Ваша, так сказать, апелляция к ним против нас. Мне уже давно сообщали из Парижа, что Пескин рассказывает, что напечатает «статью Аксельрода против Мартова».
Как себя теперь чувствуете? Вижу я, что наши французские друзья умеют затягивать такое дело, как получение визы, на непозволительное время. То, что они делают с Вами, совершенно непростительно. Мое здоровье как будто лучше с наступлением теплого времени, но я все же завтра иду к врачу, чтобы дать себя осмотреть. Может быть, обойдется и