говорить, толковый был мужик, очень толковый. — Плетнев выглядел печальным. — Дети остались?
— Нет, детей у него не было. — Сайкин стряхнул пепел. — Не завел он ни ребенка, ни собаки…
— Надеюсь, умереть ему не помогли?
— Что вы имеете в виду? — Сайкин в упор посмотрел на Плетнева. — А, в больнице… Нет, я нанял людей, его охраняли день и ночь. Ему облегчили мучения. Насколько это возможно.
— Я был лучшего мнения о столичных врачах. — Плетнев нахмурился.
— Врачи всего лишь люди, а не волшебники, — ответил Сайкин. — Они сделали все, что могли. Могут, правда, не все. У него был разрыв передней стенки живота, толстой кишки, возник гнойный перитонит.
— Понимаю, — кивнул головой Плетнев. — Как говорится, примите мои соболезнования.
Он прокашлялся, и Сайкин решил, что этот немолодой уже серьезный человек пришел сюда с утра вовсе не соболезнования выражать и не разыгрывать из себя скорбящую Божью матерь.
— Эта смерть должна нас чему-то научить, — Плетнев раздавил окурок в пепельнице. — Меня, во всяком случае, уже научила. Не хочется выглядеть перед вами трусом… Но вы должны меня правильно понять. Мой старший сын учится в Америке. Мечтаю и дочь послать учиться за границу. Если не я, кто поможет им встать на ноги? В общем, в этой жизни у меня есть кое-какие обязательства. И я хочу их выполнить.
— Что конкретно вы хотите сказать, без околичностей? — Сайкин уже понял, куда клонит Плетнев.
— Просто мне не хочется в одно прекрасное утро проснуться с отрезанными яйцами. Совсем не хочется. Я вложил кое-какие деньги в ваше предприятие. Пусть не очень большие, но это деньги. Просить их обратно было бы мальчишеством. Сочтемся. Но от дальнейшего финансирования строительства отказываюсь. Как говорится, выхожу из игры.
— Почему, не понимаю? — Сайкин тянул время, прикидывая, как строить разговор дальше. — Решительно не понимаю, почему в такой момент, когда дело уже к концу, вы все бросаете.
— Я уже объяснил, почему, — большой мужицкой пятерней Плетнев почесал затылок. — У меня есть дети, и я хочу дожить до того времени, когда они встанут на ноги. А в компании с вами, чувствуется, я до этого времени не доживу.
— Вас что, припугнули? — спросил Сайкин.
Только сейчас он обратил внимание, каким усталым выглядит Плетнев. Синяки под глазами, серая, словно немытая, кожа лица. Видно, ночь-другую не сомкнул глаз.
— Припугнули? — Плетнев обнажил в ухмылке желтоватые, порченные табаком зубы. — Я всегда прислушиваюсь к собеседнику, если его аргументы убедительны. Самым убедительным аргументом для меня стала смерть Федорова. Если бы он выжил, скорее всего, я бы поколебался, подумал и остался с вами. Но смерть есть смерть. Пока был жив Федоров, я колебался. Три дня назад все сомнения кончились.
— Так вас все-таки припугнули? — еще раз спросил Сайкин.
— Не припугнули, а просто кое-что объяснили на пальцах. — Плетнев тяжело вздохнул, взял со стола чашку и сделал маленький глоток уже холодного кофе. — Сперва, еще до происшествия с Федоровым, мне позвонил какой-то гнусавый мужик и сказал, что я ввязался не в свое дело и лучше дать задний ход. Пока не поздно. Я ответил, что не привык разговаривать с незнакомыми людьми, и положил трубку. Позже были и другие звонки похожего содержания. Меня это не особенно волновало. Я не до конца верил в реальность опасности. И вообще, когда занимаешься серьезным делом, без недоброжелателей, без всякой грязи не обойтись. У себя на родине я тоже этого нахлебался. Но в Москве этой грязи слишком много.
— Так чего вы испугались? — спросил Сайкин нетерпеливо.
* * *
Плетнев, закурив сигарету, рассказал Сайкину о событиях последних дней. Телефонные переговоры с анонимами он вести отказался. Тогда позвонил человек, отрекомендовался Вадимом Анатольевичем Петрушиным, сказал, дело важное и срочное, предложил встретиться. Плетнев согласился: почему бы и нет. Позвонил Сайкину, посоветоваться, но, как назло, вы отбыли на похороны то ли родственника, то ли знакомого. В общем, не оказалось вас в городе, и Плетнев пошел по адресу. Это оказался частный ресторан. «Пингвин» называется.
На встречу пришел довольно молодой мужик, с усиками, напомаженные волосы, маникюр, как у бабы. Он говорит, что с самого начала затея с комбинатом обречена на неудачу. Он сказал, что Сайкину давали дышать до поры до времени, пока вы были нужны. Ему не мешали, давали работать. Но вот Сайкин стал выдыхаться, финансовые ресурсы почти на нуле. Наступил момент забрать у него почти достроенный комбинат, обо всем договориться по-хорошему. Тем более что выбора у Сайкина не было.
Но вот неожиданно появился Плетнев со своими деньгами, и Сайкин получили возможность довести дело до конца. Конечно, все это Петрушин не говорил напрямик, он не столь прямолинеен. Противники Сайкина рассчитывали на то, что дело до конца он не доведет, разорится. В строительстве деньги уходят как в песок, это всем известно. Плетнев взялся финансировать проект на завершающей стадии. Поэтому Плетневу предложили выйти из дела, так сказать, живым и здоровым. Он ответил уклончиво, ни «да» ни «нет» не сказал.
Еще этот Петрушин сказал, что дело Сайкина все равно проигрышное, комбинат не удастся удержать. А если Сайкин станет сильно брыкаться, значит, умрете. Но хочется решить дело к обоюдному удовлетворению. Кроме того, некоторым специалистам команды Сайкина решено предложить на выгодных условиях и дальше работать на своих местах. Фамилий Петрушин не называл. Тогда Плетнев сказал своему собеседнику, что он слишком откровенен, ну, и самоуверен тоже. Петрушин только усмехнулся, доел мороженое и ответил, что надеется за свою откровенность получить молчание Плетнева. Он молчал до сегодняшнего дня.
— Но до конца я ему не поверил, не поверил, что они способны на такие штучки, — добавил Плетнев. — Ну, с Федоровым… Посидели еще некоторое время, и я спросил, что произойдет, если о нашем разговоре узнает Сайкин? Он ответил, Сайкин тогда огорчится до крайности. В общем, страшной тайны из нашего разговора он не делал. В конце он сказал, что они промеж себя все решили и пойдут до конца, а мне посоветовал съездить отдохнуть в Сочи. Через пару дней, когда Федоров уже попал в переделку, Петрушин позвонил мне на квартиру и спросил, знаю ли я об одном дорожно-транспортном происшествии. Отвечаю, что не знаю, о каком происшествии и речь идет. Тогда он говорит, что Федоров умирает в больнице. Помолчал и спрашивает: верите, что мы готовы идти до конца? Он спрашивает, принял ли я решение. Ответил, дескать, думаю. Он пожелал мне всего доброго и, главное, прекрасного здоровья.
Сайкин молча кивнул.
— Думаю, что этот Петрушин вообще не фигура в этой игре. — Плетнев старался не