Читать интересную книгу "Окаянные гастроли - Ольга Валерьевна Чередниченко"

связывать себя замужеством с «буржуем», а остаться липовой вдовой рабочего с теми документами, что добыл Жумат.

Самое главное в жизни – любовь и творчество. Ей пришлось сделать невозможное – помириться в душе с отцом, чтобы получилось выражать себя в искусстве, на сцене. Ради любви она смогла договориться внутри себя даже с матерью – там, у озера Шайтанколь. Но как же выходит, что ей опять приходится выбирать между отцом и матерью в своей душе, между самореализацией и семьей, между творчеством и любовью к сыну? Неужели Шурочка-актриса и Шурочка-мать никак не могут сосуществовать?

Она уже актриса – это поняла давным-давно. Еще в больнице, когда потеряла красивый голос. Родилась артисткой и остается ею всегда, даже когда не выходит на сцену. Но при этом она и часть своего Рода: позади нее мама и папа, а впереди – сын. Это тоже данность, которую не отнять. Неужели Бог мог создать что-то настолько негармоничное? Нет, в это она не верит. Если уж Он существует, значит, должен быть и какой-то способ помирить Шурочку-мать и Шурочку-актрису в душе. Какими же гранями они должны повернуться друг к другу, чтобы мозаика сложилась и она стала цельной, гармоничной личностью – такой, как ее задумал Господь?

Мама и папа друг друга никогда по-настоящему не любили. Интересно, как она такое поняла, если они в этом не признавались не только ей, но и самим себе? Видимо, дети все чувствуют. Значит, и Гриша почувствует, что Григорий Павлович в действительности Шурочку не любит. Что берет их с собой в Америку просто потому, что хочет исполнить долг. Точнее, победить свою методику и тем самым оправдаться, доказать себе, что не такой уж он и плохой человек, не зря топчет землю. Но она никогда не сможет себя уважать, если станет женой человека, который ее не любит, с которым она еще в Каркаралинске пообещала себе окончательно расстаться. Ну а если она выберет сытое существование в Америке, но не жизнь в театре, не свою мечту, то вдвойне не сможет себя уважать.

Получается, цена за эмиграцию и замужество – собственное достоинство. Но не только оно! Раз дети все чувствуют, значит, Гриша поймет, что она себя не ценит, и тоже не будет ее ценить. А какой пример она ему подаст своей жизнью? Дети копируют родителей, а значит, Гриша, когда настанет время, тоже откажется от мечты, выберет путь амебы и не будет верить в себя. Выходит, быть по-настоящему любящей матерью означает остаться в Москве, не выходить за Григория Павловича и пытаться устроиться во МХАТ. Страшная логика!

Каким трудом ей всю жизнь дается вера в себя. Вера в то, что она заслужила право быть артисткой просто потому, что этого хочет. Все по той причине, что она сама, должно быть, никогда не уважала родителей! Детской душой она чувствовала, что они в себя не верят и на самом деле знают: выбрали не тот путь, но продолжают по нему идти и не уважают себя за это. Она отражала как зеркало их отношение к себе, примеряла его, пока этот образ не прилип к ней намертво. Трудно, очень трудно теперь отдирать его по кусочку от настоящей себя.

Аристарх в тифозном бреду наставлял ее, что к родителям нужно относиться смиренно, а не с гордыней. Как гадко признавать, что она всегда была плохой дочерью. В глубине души действительно считала себя сильнее, умнее, лучше их. Иногда у нее все-таки получалось быть верной себе, распутывать сомнения, держаться выбранной дороги, несмотря на все сложности, – и она кичилась тем, что это умела, а они нет.

Шурочка помнила, что так было не всегда. В раннем детстве, еще совсем малышкой, она относилась к родителям с полным смирением. Принимала каждое их слово и действие как данность. Верила им беспрекословно. Когда же начала в ней расти гордыня?

Шурочка вспомнила тот самый момент. Она стояла в углу и плакала. Брат поцарапал новый рояль и все свалил на нее. Он был на десять лет старше и умел врать уже весьма убедительно. Родители поверили ему, а не ей. Они наказали ее. Несправедливо. Именно тогда Шурочка впервые осознала, что родители не боги, они не идеальны и не могут знать всего на свете, а она не во всем может на них положиться. Внутри ее родилась и начала расти гордыня по отношению к маме и папе. Так душа защищалась от внезапно обрушившейся боли.

Шурочка заплакала в постели, обнимая сопящего Гришу. То были слезы о маленькой себе, которая много-много лет назад лишилась родительского покровительства и осталась совсем одна в огромном мире, полном опасностей. Она понимала, что отделение от родителей в юном возрасте неизбежно. Через это проходит каждый. Наверное, даже ее сын уже отделился. Как же тогда быть? Только посочувствовать. Она представила, как обнимает маленькую себя в углу, закрывает от всех бед, дает той девочке опеку, разделяет с ней боль от осознания, что родители не всемогущи.

Но что насчет Бога? Его покровительства она никогда не лишалась. Только забыла о Нем на четверть века. Шурочка увидела, как за спиной у нее, обнимающей маленькую девочку в углу, появился ангел. Он укрыл их обеих мягкими белыми крыльями. Так Шурочка, пронеся одиночество через 25 лет, вновь обрела защиту, на этот раз вечную и незыблемую. Много-много лет в мозаике ее целостности зияла дыра. Но в эту ночь, обретя веру в Бога, Шурочка наконец смогла отбросить гордыню, которой прикрывалась как щитом.

Засыпая, успокоенная Шурочка думала, что раз Бог существует и заботится о ней, значит, Он не просто так дал ей одновременно и одержимость театром, и материнство. Получается, это совместимо, равновесие возможно. Может, одно не разрушает, а, напротив, питает другое? Материнство расширяет спектр чувств, доступных человеку, а чувства она несет на сцену. И наоборот, актерская работа развивает ее личность: она понимает кое-что новое и важное о жизни, чтобы потом в качестве материнской мудрости преподнести сыну. Как-нибудь завтра все сложится, Бог позаботится о ней, ведь она теперь верит себе, Ему и миру.

* * *

Все вокруг выглядело красивым, торжественным, вечным. В пустом зрительном зале МХАТа было так много воздуха. Всем телом чувствовала Шурочка метафизическую мощь этого места. Наслаждалась тихой, прокаленной годами вне искусства грустью.

Они заглянули в театр с Гришей и Григорием Павловичем по дороге в загс. Там договорились встретиться со знакомым, который жил неподалеку, на Чистых прудах, и обещал стать свидетелем регистрации брака. Еще предстояло