обоим участникам этой трагедии.
«И ведь даже не еретический догмат так исказил его восприятие. Это сотворили с ним родители-фанатики, которые всю жизнь учили его одному: ты сможешь искупить сам факт своего рождения, лишь если проживешь жизнь совершенного и не позволишь себе ни одной людской слабости. С шести лет они прививали ему эту мысль. Как он мог действовать иначе? А Люси Байль… Боже, смилуйся над душой этой бедной девушки и даруй ей вечный покой!»
– Я все думала, – печально и ядовито усмехнулась Жозефина, – почему после этого меня не умертвили ни мор, ни война, ни голод… моего мужа забрала чума, моя дочь умерла от горя. Я одна продолжала жить, храня в сердце эту ужасную историю. – Она посмотрела на него в темноте, и Вивьен почти телесно ощутил на себе этот взгляд. – Теперь я понимаю, зачем Господь сохранил мне жизнь. Чтобы я смогла поведать эту историю вам, господин инквизитор – как бы вас ни звали. Теперь у вас есть доказательство преступления Анселя Асье, и вы сможете наказать его по всей строгости.
Вивьен не ответил.
– У вас будут еще вопросы ко мне, брат Бенедикт? – спросила Жозефина.
– Нет, мадам, – смиренно кивнул он. – Вы рассказали мне все, что я хотел услышать. Теперь я смогу вернуться не с пустыми руками. Благослови вас Господь.
Жозефина отрывисто кивнула, развернулась и направилась прочь, вскоре пропав в ночи, словно призрак, которого там никогда и не было.
***
Кантелё, Франция
Год 1355 от Рождества Христова
«Ох и засиделась я здесь», – задумчиво глядя в окно, рассуждала Фелис, – «ох, и засиделась!»
Пригладив рукой вьющиеся черные волосы, тронутые легкой сединой, она с тоской вздохнула и вновь подперла рукой щеку, упершись локтем в стол. За окном стояла сырая холодная зима. Почесав кончиком ногтя едва заметную горбинку носа, Фелис тепло улыбнулась, глядя на раскинувшийся перед домом пейзаж земли Кантелё. А за окном на землю падали редкие снежинки. Большинство из них тут же таяли, но некоторые все же оставались ненадолго лежать на дороге, покрывая весь обозримый мир белым тонким слоем, как мука покрывает свежий хлеб, только что извлеченный пекарем из печи.
«Все-таки хорошо, когда есть окошко», – подумала Фелис, и улыбка ее стала немного шире. Они с дочерью и племянницей некоторое время усиленно откладывали деньги, чтобы сделать такое большое окно в общую комнату и иметь возможность любоваться опушкой леса, полем, луной по ночам, а также не испытывать недостатка в свете.Оставлять все это было немного жаль. Однако…
«Дождусь весны, чтобы стало тепло – и пора», – сказала себе Фелис.
Она окинула взглядом родной дом: деревянные стены, окно, стол, печь, расставленную повсюду утварь, висящие на балках амулеты, пучки трав, небольшой светильник с подставками на несколько свечей и две двери – в комнату девочек и в ее собственную. Они специально доплатили плотнику, чтобы поделить помещение надвое, сделав из одной комнаты две, и иметь возможность не стеснять друг друга круглые сутки.
«Подумать только! А ведь я и не думала обзаводиться хозяйством, когда забрела в эти места», – полностью отдавшись своим воспоминаниям, подумала Фелис, с красивых губ которой не сходила улыбка. Она перевела взгляд на стол, на котором лежало несколько неумело перемотанных бечевкой гостинцев: освежеванная птица, глиняная бутыль с вином и средних размеров головка сыра – несколько помятая, но целая. Близилось время года, когда христиане празднуют Рождество, и среди местных жителей нашелся один человек, который счел, что это подходящий повод стащить из кухни и подвала подарки для самых странных жительниц Кантелё, пусть зимой они и отмечают совсем другие праздники.
«Храни тебя Бог, мальчик», – с искренним теплом подумала Фелис. – «И да хранят тебя духи этого места и сама Судьба. Эта земля будет процветать все время, пока будет твоей. Я в этом не сомневаюсь».
Придя в эти края примерно 18 лет назад, она вовсе не рассчитывала задерживаться здесь так надолго. Фелис не распространялась о своем происхождении: ее предки были родом из Шотландии. А точнее, из самых укромных и удаленных ее уголков, где все еще сохранялись, передаваясь из уст в уста, древние верования, распространившиеся на земле задолго до пришествия христиан. Но ныне остров разрывали междоусобные войны между англичанами и шотландцами, к которым прибавилась, словно того было мало, война с Францией. Сочтя жизнь в такой обстановке небезопасной, Фелис решила переселиться на юг. Земля Кантелё была лишь остановкой на ее пути, который она держала в Руан. Оттуда она собиралась отправиться дальше, однако Судьба распорядилась иначе.
Фелис обладала многими навыками, среди которых были знахарские, ткацкие и швейные. Преимущественно она зарабатывала на жизнь именно ими, а также владела повивальным искусством. Надо сказать, не каждая женщина доверялась язычнице и принимала ее помощь. Но в одном случае этот навык пришелся очень кстати.
Графиня де'Кантелё обладала хрупким телосложением и столь же хрупким здоровьем, и ни для кого не было секретом, что для графской четы отсутствие наследников – истинная беда. Когда наконец-то стало известно, что графиня ждет ребенка, эта новость не вселила радости в сердце ее мужа и остальных домочадцев: слишком велика была вероятность, что она не переживет родов, либо ребенок окажется слишком слаб и погибнет. Когда стало понятно, что она готова разродиться немного раньше положенного срока, это стало причиной беспокойства, но не вызвало удивления – будто все готовились к плохому исходу и молили Господа о чуде. Ни одного лекаря и ни одной знахарки или повитухи, способной облегчить состояние роженицы, как назло, не оказалось поблизости. Многие люди, обладающие необходимыми лекарскими знаниями, добровольно или принудительно отправились на места боевых действий между Францией и Англией. Тяжелые сражения пока обходили стороной Нормандию – вражеским войскам не хватало средств на вторжение с моря – однако это не отменяло вынужденной боевой готовности и повинностей подданных французского королевства.
Когда граф де’Кантелё уже почти отчаялся, слуги донесли ему, что некая проезжая особа, краем уха услышавшая разговор о муках графини, заявила, что обладает необходимыми навыками и готова помочь сохранить жизнь роженице и ребенку.
– Только она… ведьма, – осторожно добавили слуги, готовясь услышать от богобоязненного графа решительный отказ и обвинение в потворстве колдовству. Однако, ко всеобщему удивлению, граф заявил, что ему решительно плевать, кто эта женщина, и если она способна спасти жизнь наследника и супруги, то необходимо немедленно привести ее сюда.
Фелис прекрасно понимала, что в случае неудачи ее обвинят в наговорах и ведовстве, а озлобленная семья роженицы наверняка сдаст ее инквизиции, скинув на нее все обвинения