со мной бояться, хозяйка, все налаживается!» — раздались его мысли в голове парижанки.
Спустя неделю основные действующие лица обороны Исети приехали домой к губернатору, пригласившему их на праздничный ужин. Все это время они разбирались с последствиями битвы, и наконец им выпала возможность отдохнуть, поговорить, и насладиться заслуженным отдыхом.
— Дробилина уже увезли в столицу. Поделом ему! — сказал Сухтелен.
— Подлец, — тихо выругался Мизинцев, не простивший ему Пиявку.
Дмитрий сдержал эмоции, но душа невыносимо болела после рассказа Соланж и о чувствах Антона к его покойной жене, и о подделанных письмах, и обо всем зле, которое Дробилин совершил за последние годы.
— Соланж, позвольте с вами поговорить наедине, — тихо попросил граф, когда официальная часть ужина закончилась.
Девушка удивленно кивнула, и вышла вслед за ним. Сухтелен открыл дверь своего кабинета, они вошли, и там Соланж увидела двоих незнакомцев.
— Добрый вечер, мадмуазель! — они почтительно поклонились.
— Я оставлю вас! — сказал граф, и действительно ушел.
— Прошу не беспокоиться, мадмуазель, мы вас не задержим.
Маг в дорогом черном костюме казался ей смутно знакомым, и излучал такую силу и властность, что только присутствие Гастона позволило ей сохранить невозмутимость.
— Присаживайтесь, — произнес второй незнакомец, с фамильяром-лисой. — Вы можете называть меня Лисом, в честь моего фамильяра. Настоящего имени пока что я назвать не могу. Итак, мы знаем правду о мертвецах, и знаем о вашем участии в обороне губернии.
Девушка осторожно кивнула.
— Вы когда-нибудь слышали о тайной канцелярии? Наверняка слышали, на то она и тайная, чтобы каждая собака о ней знала, — усмехнулся Лис, не обращая внимания на недовольство Гастона. — Так вот, официально мы называемся Министерством внутренних дел, и у нас было ведомство, занимавшееся вопросами нежити в Оренбургской губернии. Эти, как бы мягче выразиться, дураки потеряли контроль над ситуацией, и едва не погубили важную часть России, поэтому нам пришлось расформировать ведомство, и создать заново.
Соланж продолжала кивать, не понимая, чего от нее хотят.
— И теперь, когда мы увидели, столько проблем скрывают от нас, пытаясь создать видимость благополучия, нам понадобился доверенный маг на службе ведомства, — мужчина улыбнулся. — Мы предлагаем вам, мадмуазель, работу на Министерство внутренних дел Российской империи.
— Но я ведь поданная Франции!
— Нам все о вас известно, поэтому не думайте, что мы преодолели пол-России, просто чтобы разыграть вас. Ваше подданство сыграет нам на руку, потому что никто не догадается и не разоблачит вас. Вот вы бы подумали, что француженке доверят работу на тайную службу в России?
— Но что конкретно вы от меня хотите?
— У нас есть ведомства по различным… существам, в которые никто не верит. Вроде мертвецов. Но вы на своем примере познали, насколько они реальны и опасны, поэтому их нужно выявлять, изучать, уничтожать, а наши прошлые служащие много чего скрывали, беспокоясь больше о доходном месте, чем о благополучии империи.
— Такова человеческая природа.
— Но не все столь корыстны! Вы встали на защиту чужой для вас земли, проявили доблесть и благородство, едва не отдали жизнь за правое дело, поэтому мы хотим, чтобы вы инспектировали магические академии по всей империи, и выявляли угрозы.
Соланж крепко сцепила руки.
— Поверьте, работы у вас будет — непочатый край! Например, в Ладожской Академии полно зла, принесенного варягами много веков назад, а о Псковской Академии я и вовсе молчу.
Глаза девушки загорелись, и собеседники поняли, что она скорее согласится, чем откажется, но благородно дали время подумать.
Когда за ней закрылась дверь, мужчина в черной одежде элегантно опустился в кресло.
— Ну, что ты о ней думаешь? — спросил он.
— Хороша, и умна, — ответил Лис. — Думаю, она превосходно справится с работой на ведомство.
— Хороша, значит, — усмехнулся собеседник. — Ты неисправим, то-то она смотрела на тебя, не отрываясь.
— Скажи спасибо, что отвлекал ее внимание. Рано еще ей знать, что имела честь быть представленной самому императору Николаю!
— А ты не трепись об этом направо и налево, — нахмурился Николай. — Никто не должен знать, что я тайно прибыл в Оренбург.
Глава шестьдесят четвертая, рассказывающая о прощании с Оренбургской губернией
17 мая 1831 года по Арагонскому календарю
Вещи были упакованы, и служащие замка перетаскивали их в карету. Ланж оглядела свою комнату, просторную, светлую, которую невзлюбила в самый первый день, но с которой ей так было грустно расставаться теперь.
— Интересно, кого сюда поселят?
— Думаю, Онежский оставит ее пустой, и будет приходить сюда, скучать, вспоминать о ваших поцелуях, — ехидно отозвался Гастон, но было видно, что фамильяру тоже приходилось нелегко.
Девушка улыбнулась, подумав, что здесь остаются двое мужчин, которых она… полюбила? Подходит ли данное слово под описание ее чувств? Да и можно ли любить сразу двоих?
— Оставь этот вопрос моралистам, — фамильяр беззастенчиво подсмотрел ее мысли. — Нас ожидает долгая дорога, на которой ты повстречаешь разных людей, и, если судьбе будет угодно, она сведет тебя вновь с Дмитрием или Иваном, а если нет — значит так тому и быть!
— Какой ты умный, — возмутилась Ланж.
— Я отслужил многим магам твоего рода, видел множество жизней, и знаю, о чем говорю.
Взяв со стола сумку, девушка покинула свою бывшую комнату, и спустилась в зал. Там собралась вся Академия, и было видно, что ученики были на грани похищения полюбившейся им преподавательницы. Парижанка выслушала добрые наставления, благодарности от студентов, пожелания счастья, и со слезами на глазах покинула замок.
У кареты ее ждало еще несколько провожающих.
— Благодарю вас, мадмуазель, за все! — искренне сказал Борис Бравадин.
Рядом с ним стояла счастливая Телена, чувствовавшая, что любовь ее жениха к Соланж окончательно уступила дружеской привязанности. Родители парня одобрили их пару, и даже согласились на брак по окончанию учебного года, ибо ведява покинула свой народ, и кроме Бориса у нее никого не осталось.
Ганьон пожала студентам руки, пожелала счастья, и пообещала прислать поздравительную открытку к свадьбе.
Дальше она прощалась с деканом Рыковым, который светился от мыслей о возлюбленной — той самой сестре раненого студента, которая покорила его красотой и адски крепким характером. Оборотень попросил у Ланж прощения за прошлые ошибки, пожелал успехов, и они расстались добрыми друзьями.
Илья Мизинцев расстроенным не выглядел, хотя ему и было стыдно за предубеждение, и свое невольное участие в страданиях Соланж.
Зато лица Ивана Бунина и Дмитрия Онежского выражали одинаковую муку. Ректор помнил слова Гастона о том, что девушка его никогда не простит, и в ее глазах он видел отблески острога и пыток, перенесенных ею безвинно. К тому же после нападения мертвецов магия его крови