парировала девушка. — Мне бы никогда и в голову не пришло подозревать вас, такой вы были незначительной фигурой в Академии.
Мужчина напряженно рассмеялся.
— Девочка, ты даже не представляешь, какой значительной фигурой я был все это время, и не только в Академии, но и далеко за ее пределами. Я был кандидатом в преподаватели главной магической академии нашей империи, был влюблен в лучшую девушку на свете, Ольгу Караваеву. Жизнь казалась мне такой прекрасной, мечты так ослепили меня, что я проглядел беду, и лишился всего, чего жаждал. Моя милая Ольга неожиданно отказала мне, и следом вышла замуж. Догадываешься, за кого?
Лицо Дробилина исказила лютая ненависть.
— Не прошло и месяца, как она стала госпожой Онежской, и спустя время я узнал, что она ждет ребенка. Ее супруг увез ее в глушь, где якобы было более спокойно, и там она умерла во время родов. Захолустные лекари не смогли помочь ей, и Дмитрий Онежский, безутешный вдовец, уехал в Оренбургскую губернию, где возглавил Академию, и вскоре утешился. Я же не нашел покоя, думая, как могла сложиться жизнь, если бы Оленька выбрала меня.
— И из-за этого вы решили стать предателем? Жажда мести так ослепила вас, что вы готовы погубить жизни сотен детей, лишь бы досадить Дмитрию?
— Ошибаешься, парижанка, я — единственный, кто может их спасти. Да, откровенно говоря, изначально я планировал отравить жизнь Онежскому, сделать его существование невыносимым, поэтому приехал в Исеть, устроился на работу. Когда выпала возможность, я применил свой каллиграфический талант, и подделал несколько писем.
— Так это вы написали те записки от имени Бунина!
— Да, а до того — сочинил письма от имени Ольги тайному поклоннику. Было жаль чернить ее имя, но Онежский не стал бы кричать об этом на каждом углу, зато сам весь исстрадался, думая, что его покойная жена изменяла ему с другим, и ребенка ждала от другого.
Соланж яростно забилась, пытаясь вырваться, и причинить боль гадкому предателю, но усиленные магией веревки держали крепко.
— Не вырывайтесь так, мадмуазель, — ядовито поддразнил Дробилин. — Я еще не договорил. Знаешь, как тяжело было все это время? Так что я даже рад хоть кому-то поведать свою историю, ибо Дмитрий так и не узнает, что во всем виноват он. Его смерть будет быстрой. Но да вернемся к письмам. Я узнал кое-что любопытное о прошлом его семейства, и написал записки от имени его матери, выставив ее виноватой в гибели предыдущего поколения защитников Исети. Бедный, бедный Онежский! Как же ему было несладко жить с мыслью, что все женщины вокруг его предавали, а мне было отрадно думать, что он несправедливо чернит их память.
— А на Мару как ты вышел, тоже письмо ей написал?
— О, это была случайность, я встретил ее у реки. Она хотела обратить меня, но я убедил, что живым буду более полезным, чем мертвым. Мара дала слово, что пощадит студентов, кроме тех, конечно, кто посмеет бороться с ней. И я стал ее информатором, верным союзником.
— Тогда вы все идиоты, — еще более презрительно прокомментировала Ланж. — Раз защита держится на крови Онежского, надо было убить его и других, в ком течет кровь Михаила — архитектора, построившего Академию.
— Думаешь, такой план не пришел в мою голову? Но Онежский и сам не дурак, как и его прихвостни. Еще и граф Сухтелен навязался на мою голову. Покушения ничего не дали, и мы решили разыграть более изощренную игру.
— И что теперь?
— Теперь защитники Исети падут, мои враги отправятся отвечать за свои грехи перед Красным Богом, а я стану ректором Академии, и поведу учеников к новым перспективам в новом, мертвом мире. Ну а ты, — он усмехнулся, — скоро встретишься со своей судьбой.
Выражение лица мага не понравилось девушке, и она задала последний интересующий вопрос.
— Но почему вам помогала Пиявка?
Дробилин обернулся к ящерке, и та ответила сама:
— Мой хозяин Мизинцев помешан на Онежском, любит его, как родного сына, одержим им, а меня это раздражает. Я — фамильяр Ильи, но наша связь не так сильна, как его привязанность к Онежскому. Я пробилась к Илье из забытья, а он отодвинул меня на второй план ради эгоиста, избалованного мальчишки, который бросил Исеть, забыл свой долг, променял на столичные развлечения. Поэтому я и пошла на службу к Антону, чтобы увидеть, как Дмитрий будет страдать, и наконец-то умрет.
— Господи, как же все у вас сложно! Вы сами надумали себе проблемы, сами влезли в навоз, и втянули в него невиновных, беззащитных детей! Вы — чудовища, причем не лучше Мары.
— А ты о них не думай, Соланж, у тебя теперь другая забота.
Она поперхнулась, увидел стоявшего в дверях Германа Герцога.
Глава шестидесятая, рассказывающая о прорыве обороны
26 марта 1831 года по Арагонскому календарю
К счастью защитников Исети на их стороне была Телена — мордовская ведява, чья природная сила позволяла ей незаметно передвигаться по Академии. Сначала русалка не придала значения, увидев Ланж с фамильяром Ильи Мизинцева, но потом услышала звук падающего тела, и мгновенно догадалась, что предатель был все время рядом. Она проследила за ними, и увидела, как к похитителям присоединился Дробилин. Тогда она сопоставила все события последнего года, и пришла к выводу, что рядовой преподаватель больше подходил на роль шпиона, а фамильяр Мизинцева вполне мог служить сразу двум магам. К сожалению, такое случалось у не родовых духов.
Оставлять парижанку с мертвецами и предателем было опасно, но и подмогу как-то следовало вызвать. Телена осторожно выскользнула из подземелья, разминулась с оборотнем Германом Герцогом, направлявшимся вниз, и совершенно случайно наткнулась на Бориса Бравадина, который бегал по всей Академии в поисках Соланж.
— Мертвецы в подземелье, Ганьон у них! — выпалила она на одном дыхании.
— Но они не могли прорваться, пока кровь ректора…
— Нам нужно найти Онежского.
— Иди за ректором, а я пока пойду за Соланж. Где она?
— Не время геройствовать! Там Герцог и мертвецы, нам нужна помощь.
Бравадин нахмурился, но русалка была права, и он, не теряя ни минуты, схватил Телену за руку, и побежал в медицинский пункт. Там должен был находиться Онежский, раненный в плечо.
Не успели они добежать до заветного коридора, как навстречу выскочили мертвецы, осыпая темной вязью. Борис создал кокон, как Соланж в начале учебного года, и смертельные заклятия разбились о купол. В ответ нежить получила усиленную порцию осколочной вязи, но мертвые были менее восприимчивы к боли, и продолжали сжимать ребят в кольцо.