— Подожди, — просит Нейтан. — Так вот, на следующий день та же троица идет через тот же мост и в том же месте в то же время решает перекусить. Англичанин достает свой ланч-бокс, видит свой сандвич и с криком: «Опять ростбиф, я больше не могу!» бросается с моста. Австралиец повторяет те же действия и, почуяв запах кенгурятины, со страшными ругательствами следует за англичанином. Ирландец достает свой сандвич и, понося на чем свет стоит ирландскую кухню вообще и сыр с соусом в частности, прыгает с моста. Похороны. Сидят три вдовы. Англичанка: «Боже мой, мы с моим мужем двадцать лет прожили вместе, я каждое утро готовила ему сандвичи с ростбифом и даже не сомневалась, что он их любит, и тут такое... Боже мой, кто-бы мог подумать...». Австралийка: «Да мы с моим муженьком тридцать лет прожили, и в мыслях не было, чтобы такое... Ведь хвалил эту проклятую кенгурятину, друзьям нахваливал, и вдруг...». Ирландка: «Да мы с моим сорок лет прожили вместе. Каждое утро сам себе эти сандвичи готовил, дурень...».
Складываюсь пополам от смеха.
— Так что там с твоим отцом? — вдруг интересуется он. — Молли утверждает, что ты никогда о нем не рассказываешь.
— Когда это ты разговаривал с Молли о моем отце? — Я захвачена врасплох.
— Прости, не хотел любопытничать. Хотя нет, пожалуй, хотел.
— Что ты хочешь знать?
— Где он сейчас? — спрашивает Нейтан, и я понимаю, что не возражаю против его любопытства. Молли права. Я никогда не рассказывала об отце. Ни Молли, ни Джеймсу, никому.
— В последний раз, когда я о нем слышала, он жил в Манчестере. Моя бабушка — его мать — всегда посылала мне открытки на день рождения и Рождество. Она умерла пару лет назад. Вот она-то мне и давала знать, где он и что с ним. Поскольку сам он никогда не утруждался…
Впервые я отыскала отца, когда мама увезла меня назад в Англию. Подрастая, я всегда задавалась вопросами о нем и начала адресовать их маме, а она затруднялась ответить. Еще хуже стало, когда после долгих лет одинокой жизни со мной, она наконец нашла свое счастье с Терри и не имела ни малейшего желания оглядываться назад и воскрешать болезненное прошлое. Вот тогда и выяснилось, что мой отец алкоголик. Но я по-прежнему хотела с ним встретиться. В конце концов мама созвонилась с бабушкой в Дублине. Она и отец были единственными родственниками, оставшимися у меня по этой линии. Бабушка была безумно рада меня слышать, и вместе мы решили, что я приеду погостить к ней в Ирландию. Мы планировали сделать сюрприз моему отцу, жившему на соседней улице.
Это было отвратительно. Отец был в запое и, когда мы вошли в его дом, заорал и кинул в нас книгой. В квартире смердело мочой, повсюду валялись вещи. Когда чуть позже я, вся в слезах, позвонила маме, она не могла подобрать слов. Она предупреждала, но я не слушала. Мама не сумела придумать, что сказать, чтобы меня успокоить.
На следующий день бабушка вновь привела меня к отцу, пообещав, что по утрам он более-менее вменяем. Он действительно выглядел получше. Но ненамного. Он не хотел знать ничего обо мне и о том, как я живу. Не спрашивал про маму, а что-то бормотал в свой стакан с виски и неловко ерзал на стуле. Я приняла решение больше никогда с ним не видеться.
С бабушкой я продолжала общаться. Но в ее доме мне тоже всегда было неуютно. Она была весьма привередлива и очевидно отвыкла от присутствия других людей в своем жилище. Я не знала, где мне присесть и как себя вести. В то время мне шел всего-то восемнадцатый год, и все это было для меня как-то слишком. Пару лет мы переписывались, но вскоре и письма перестали приходить, и мы просто обменивались ничего не значащими открытками. Когда она умерла, я не ездила на похороны. Последнее, чего я желала бы, — вновь встретиться с отцом. Сейчас жалею, что не поехала, и до сих пор терзаюсь муками совести.
Я на самом деле никогда не говорила об этом Молли. Как раз во время моих визитов в Дублин погибли родители Сэма, и я не собиралась грузить друзей своими бедами.
— Мне очень жаль, Люси, — тихо сочувствует Нейтан, когда я заканчиваю рассказ.
— Спасибо.
— Ты когда-нибудь задумывалась о… Нет, уверен, что тебе не хотелось.
— Нет. Я и в самом деле не хочу больше встречаться с отцом. Если он по-прежнему пьет, как тогда, у меня нет на него времени.
— Он женился еще раз? — спрашивает Нейтан.
— Насколько я знаю, нет. Не думаю, что у меня есть сводные братья или сестры.
— Я просто поинтересовался.
— Расскажи еще анекдот! — вдруг требую я. Нет желания продолжать разговор об отце.
— Я больше не знаю, — печально отвечает Нейтан.
— Правда? — изумляюсь я. — Выдохся, что ли?
— Боюсь, что так. Ты можешь себе представить, что куда бы я ни шел и с кем бы ни встречался, я выспрашиваю у всех эти дурацкие шутки?
— Серьезно? — вскрикиваю я. — Я тоже!
Он смеется.
— И что теперь? — хихикаю я. — Нашим отношениям конец?
— Так вот что происходит между нами? Отношения? — уточняет он.
— Ага, — улыбаюсь я. — В некотором роде.
Нейтан хмыкает, потом заявляет:
— Даю тебе неделю на то, чтобы раздобыть свежую шутку. И тебе же лучше, если она окажется смешной. А иначе все кончено, дорогая.
***
На этой неделе на работе Мэнди приглашает меня в переговорную. Начальница только что заключила сделку с новым клиентом и хочет, чтобы его вела я.
— О-о-о, как волнительно. Что на этот раз? — Перебираю в уме: косметика… сумки… туфли…
— Песню «Мока-Чока» слышала?
— Э-э, нет.
— Даже когда ездила в Испанию?
— Боюсь, что нет, — признаюсь я, чувствуя себя неловко.
Она подталкивает ко мне через стол CD и DVD-диски. Я беру DVD. На обложке две девчушки лет двадцати — блондинка и брюнетка — с короткими вихрастыми стрижками стоят по бокам от женоподобного белобрысого парня в обтягивающей фиолетовой футболке и оранжевых шортах. На девушках красуются розовые трико, фиолетовые гетры и оранжевые браслеты. Похоже, мы имеем дело с полным отсутствием вкуса.
Я вопросительно гляжу на Мэнди.
— «Титёшки». Новая русская мальчиково-девочковая группа. Их песня «Мока-Чока» взрывает танцполы Европы с мая, и сейчас сингл готовится к выходу у нас. Я хочу, чтобы их пиаром занялась ты. Нам нужно первое место в чартах.
— Хорошо… — все еще смущенно соглашаюсь я. — «Титёшки»? Это название группы?
— Да, — отвечает Мэнди, и уголки ее аккуратно подведенных губ слегка приподнимаются. Я борюсь с желанием разразиться истерическим хохотом. — Послушай, просмотри DVD, выучи танец…
— Танец? — не могу не перебить я.
— Да. Это песня из новых, Люси. Под них всегда придумывают специальный танец.