может собрать свои вещи. Увидимся с ней снова в понедельник.
Отстранена от занятий.
Это звучало дико. Как будто я видела плохой сон, от которого вот-вот очнусь. Я не могла быть отстранена. Меня никогда раньше не вызывали к директору для выговоров. Я всегда прекрасно знала, чего учителя хотят от меня и как не опозорить маму. Всегда знала, что была примерным стипендиатом.
Но никто не смеялся. Никто не сказал: «На самом деле нет, это слишком сурово». Несмотря на то, что прозвенел звонок, мама потащила меня к моему шкафчику. Я почти ожидала, что она шепотом попросит меня подождать в машине, пока со всем разберется.
Но она этого не сделала. Просто стояла, стиснув зубы, пока я складывала в рюкзак все необходимое, чтобы провести следующие пару дней дома.
Исходящее от нее разочарование окутало меня словно туман, помутняя рассудок и искажая зрение. Моя спина горела от пристальных взглядов проходящих учеников. Я слышала их шепот. Хотя никто не остановился, чтобы спросить, что произошло. Не то чтобы я винила их, ведь моя мама стояла рядом во властной позе, скрестив руки и стиснув зубы.
Моя сумка не была предназначена для такого огромного количества учебников. Когда я полностью набила ее, то поняла, что остальное придется нести в руках. Мама, войдя в роль сержанта по строевой подготовке, бросилась из коридора, даже не предложив помочь донести что-нибудь.
Толпа расступилась перед нами, как Красное море, которому достаточно одного взгляда на мамино лицо, чтобы свернуть с ее пути. Где-то в толпе я увидела знакомую голову. Встревоженные глаза. Из открытого рта сыпались слова, которых я не могла расслышать из-за болтовни в коридоре.
Броэм пробился сквозь стену тел и подошел ко мне, непоколебимый перед лицом мамы.
– Дарси, привет. Что происходит? Что случилось?
Вид его мягкого и озадаченного выражения лица заставил мое сердце забиться сильнее. За сегодняшний день впервые кто-то посмотрел на меня с чувством, отличным от презрения. Кто-то понял происходящее, кто-то был на моей стороне, не был шокирован, узнав мой секрет, – это сейчас казалось невероятным.
– Поторопись! – рявкнула мне мама. Я прибавила ходу, и Броэм последовал за мной.
– Они узнали о шкафчике, – прошептала я.
В голосе Броэма звучала паника.
– Стой, у тебя проблемы?
Мама обернулась, чтобы посмотреть на Броэма сверху вниз.
– Иди на урок, – сказала она угрожающим тоном.
– Да, секундочку, миссис Морган.
– Нет, Александр, сейчас же.
Лучше не валять дурака, когда мама использует этот тон. Таким голосом она говорит: «Не трогай нагретую плиту», «Как ты смеешь устраивать истерику в магазине?», «Если ты еще раз попросишь меня купить это, я не скажу Санте, что тебе это нужно».
И Броэм, благослови его господь, Броэм, который вырос, боясь того, что последует, когда его родители повысят голос, замер.
И затем, как ни странно, он пришел в чувство, перешел на бег и догнал нас.
– Миссис Морган, подождите. Это была не только Дарси. Я тоже к этому причастен. Вы не понимаете, она не делала ничего плохого. Она помогала людям…
Если бы он прошел с нами еще немного, мама бы взбесилась. Я взяла его за руку, чтобы остановить.
– Это уже неважно. Иди на урок. Я справлюсь.
– Но…
– Иди. Ты сделаешь только хуже.
Я умоляюще на него посмотрела, а он, оскорбленный, замедлил шаг. К этому моменту мы подошли к выходу, и он уже не мог пойти с нами до машины. Поэтому Броэм остался позади, а я следовала за мамой на улицу, на солнечный свет.
Мы забрались в машину, и мама откинула голову на спинку сиденья, не заводя двигатель.
– Деточка, ты сошла с ума.
Я провела сжатым кулаком под глазами, чтобы избавиться от упрямых слез, которые вырвались наружу.
– Я знаю. Прости. Я перестану этим заниматься.
– О да, ты непременно перестанешь. И вернешь деньги всем, кому дала совет.
Я побледнела.
– Я не могу! Я потратила большую часть.
– Тогда просто накопи.
– Ну, тогда я буду копить до тридцати, потому что я получала около десяти писем в неделю.
– Десять писем в неделю? Ты давала советы по сексу десяти ученикам в неделю?
– Не по сексу, – ответила я. – По отношениям. Как Ориэлла.
Мама громко рассмеялась.
– Дарси, тебе всего шестнадцать, у тебя нет достаточного опыта в отношениях и информации о них, чтобы раздавать людям советы!
На следующей неделе мне исполнялось семнадцать. Мама всегда так делала. Округляла мой возраст в большую сторону, когда думала, что я недостаточно хороша, и округляла в меньшую – когда у меня что-то выходило слишком хорошо.
– Ну, по большей части я занималась этим, потому что люди возвращались за советом, – сказала я в свою защиту. – Я подробно все исследую, а не просто выдумываю.
– Какие именно советы ты давала ученикам нашей школы?
Я пожала плечами и выглянула из окна, несмотря на то, что мы стояли на месте.
– Разные. Как устанавливать межличностные границы, что делать, если твоим друзьям не нравится твой парень, как сказать своей девушке, что ты несчастен так, чтобы не задеть ее чувства. Что-то в этом роде.
Мама покачала головой.
– Невероятно. Ты не психотерапевт! Ты не можешь давать советы людям!
– Я этого не делала. А как же колонка советов?
– Это выражение общественного мнения с отказом от ответственности. Это свобода прессы. Есть правила, регулирующие, кто может давать профессиональные консультации, чтобы все были в безопасности, Дарси.
Я сложила руки и нахмурилась.
– Я не понимаю, как я подвергла учеников опасности. Перед тем как рассказать кому-то, как использовать язык тела, чтобы показать дружеские намерения, или как заставить партнера проявить уважение, я провела исследование.
– Да, но ты даешь неквалифицированные советы и взимаешь за них плату без каких-либо гарантий или условий возмещения ущерба. Вот, кстати, почему мы склонны неодобрительно относиться к подросткам, начинающим свой собственный бизнес, скрывая это от взрослых, ведь вы понятия не имеете, что делаете, с юридической точки зрения!
– Ну, все в порядке, потому что ничего не случилось, а теперь все кончено.
– Много чего случилось сегодняшним утром!
– Это не моя вина.
– Экстренное сообщение, Дарс. Когда ты предлагаешь конфиденциальность в обмен на деньги, ты несешь ответственность за обеспечение этой конфиденциальности. Если ты не сделала все возможное, чтобы сохранить информацию, это имеет абсолютно все основания для жалобы.
Ночной кошмар. На меня подадут в суд, и мы потеряем все. Или кто-то привлечет полицию, и меня арестуют. Я точно не знала за что, но, возможно, существовал какой-то закон, о котором мне не было известно, отвечающий за утечку информации. Потом они узнают, как я поступила с Рей, и все будет кончено.
Я больше не могла сдержать слез.
Мама искоса посмотрела на меня, заметила выражение моего лица и немного смягчилась.
– Хотя ты права, – сказала она все еще суровым тоном. – Тебе повезло, что ничего плохого не случилось. А могло быть намного хуже. Как бы то ни было, мисс, мы разошлем по