больше говорят, что такую работу лучше оставить мужчинам.
Почему это произошло? Во многом это связано с повышением заработной платы квалифицированных рабочих-мужчин за счет более широкого применения сдельной системы оплаты труда. Обнаружив, что снова могут содержать семью, они захотели, чтобы их жены вернулись к домашнему хозяйству, и женщины были не прочь вернуться. Причем власти их в этом поддерживали.
Если прежде экономический мотив был причиной привлечения советских женщин к тяжелой работе в промышленности, то теперь этот же мотив побуждал возвратить многих из них к домашнему хозяйству. Широкое применение сдельной оплаты труда в последние три-четыре года позволило квалифицированным рабочим и руководителям содержать своих жен и семьи в комфорте, и немало женщин, как оказалось, вполне готовы позволить своим мужьям содержать их.
Эта тенденция официально поощряется. Одна из крупнейших газетных кампаний в последний год моего пребывания в России была проведена в поддержку новой ассоциации жен инженеров и руководителей в промышленности. Эти жены больше не зарабатывают себе на жизнь, хотя многие из них ранее это делали. Теперь деньги в дом приносят мужья, а жены посвящают большую часть своего времени семье и домашним делам, которые в России из-за отсутствия сервиса и трудностей с приобретением продуктов питания и других товаров отнимают куда больше сил, чем в других странах.
Но власти хотели, чтобы домохозяйки занимались общественной работой в дополнение к домашним хлопотам. Поскольку правительство считает себя вправе указывать всем в России, что и как делать, оно содействовало созданию ассоциации жен руководителей, инженеров и высокооплачиваемых промышленных рабочих, которые согласились выполнять общественную работу на заводах и шахтах. В их обязанности входило инспектировать рабочие столовые и жилые помещения рабочих, следить за тем, чтобы они содержались в чистоте и «культурности», как было принято говорить, для чего открывались курсы по искусству, музыке и домоводству – иными словами, выполнять то, что мы в Америке называем социальным обслуживанием. Организация этой ассоциации, вероятно, ознаменовала окончание периода, начавшегося в 1929 году, в течение которого власти неодобрительно относились к неработающим женщинам.
Не стану утверждать, будто женщин вытесняют из тяжелой промышленности. По крайней мере, теоретически им по-прежнему рады на шахтах и заводах. Закон предусматривает наказание для руководителей предприятий за отказ нанимать женщин наравне с мужчинами и выплачивать им одинаковую заработную плату. Но на практике советские промышленные руководители, естественно, не стремятся к тому, чтобы слишком много рабочих мест на их предприятиях занимали женщины. В этом отношении, как и во многих других, эти руководители находятся между молотом и наковальней. Они обязаны показывать значительную прибыль на своих предприятиях, сокращать затраты на рабочую силу и расширять производство. Это почти невозможно сделать, если у них слишком много женщин, которым приходится представлять оплачиваемый декретный отпуск. Поэтому промышленные руководители так или иначе ухитряются избегать приема на работу слишком большого числа женщин.
В некотором смысле советское отношение к равноправию женщин кажется более логичным, чем наше собственное. Они говорят, что женщины должны платить за равные привилегии, принимая на себя равные обязанности. Пока этот принцип соблюдается, особой опасности возникновения матриархата в России, по-видимому, нет. До сих пор женщины занимали лишь немногие из самых высоких постов в какой-либо сфере деятельности. Но на рудниках все больше женщин становятся руководителями и бригадирами, а рабочие-мужчины учатся безропотно выполнять их приказы.
Интересно отметить, что советские женщины, даже выполняя самый грязный и тяжелый ручной труд на предприятиях, умудряются сохранять женственный облик. На работе они часто носят брючные костюмы, напоминающие лыжные, и эта одежда им очень идет. Но после смены снимают свою рабочую одежду и снова надевают юбки. Советских женщин не привлекает идея становиться похожими на мужчин только потому, что порой они выполняют работу, которую в большинстве других стран называют мужской.
Точно так же, как советских женщин считают равными с мужчинами при наемном труде, их столь же беспристрастно отправляют на принудительные работы, если они выступают против властей. В исправительно-трудовых лагерях женщины выполняют ту же ручную работу, что и мужчины. Женщины-заключенные помогали прокладывать железные дороги на Дальнем Востоке при 50-градусном морозе, рыть каналы и строить электростанции.
Жены и дочери кулаков обычно сопровождали их на принудительных работах на некоторых рудниках, которые я инспектировал, и даже трудились в шахтах. Этих женщин не заставляли работать, но им разрешали это делать, и они предпочитали пополнять скромный заработок мужей. Таким образом, тысячи советских крестьянок получили свой первый опыт в промышленности, и многие из них позже стали операторами на фабриках.
Казахские женщины, жены бывших кочевников-скотоводов, также пошли работать на золотые рудники. Они редко были способны на большее, чем неквалифицированный труд. Что касается монгольских, якутских женщин и представительниц других народов, я никогда не видел их за работой в шахтах. Казахские женщины либо были более энергичными, либо более нуждающимися. Эти казахские женщины, хотя и приносили мало пользы на производстве, имели право на все привилегии, предусмотренные законом для работающих женщин; они получали свои полные оплачиваемые два месяца декретного отпуска.
Мы с женой можем засвидетельствовать, опираясь на собственный опыт, что у многих людей в мире сложилось весьма причудливое впечатление об отношениях между мужчинами и женщинами в России. Старая выдумка о «национализации» женщин, распространившаяся вскоре после революции, до сих пор продолжает циркулировать, к ней добавились и другие столь же ложные сообщения.
Отчасти в этих россказнях виноваты советские издания. Коммунисты, контролирующие все газеты, журналы и книги в России на протяжении двадцати лет, привыкли думать и писать – во всяком случае, так было еще несколько лет назад – как радикальные агитаторы в наших больших городах. Они с удовольствием высмеивали буржуазные брачные традиции, утверждали, что старомодной семье приходит конец и скоро детей заберут у родителей и будут должным образом воспитывать в государственных учреждениях.
Что касается нашей семьи, то нам ни разу не встретился ни один человек, придерживавшийся подобных идей, с начала и до конца нашего пребывания в России. Наши русские друзья, как в шахтерских поселках, так и в Москве, имели такие же крепкие и респектабельные семьи, как и многие у нас в Америке. В основном это были инженеры, а советские инженеры в целом – трудолюбивые, добросовестные люди, стремящиеся хорошо выполнять свою работу и отдающие ей все силы. У них нет ни времени, ни желания пускаться во все тяжкие.
Я убежден, что подавляющее большинство россиян придерживаются тех же принципов, что и наши знакомые, независимо от того, сколько глупостей о разрушении семьи и прекращении домашнего воспитания детей было опубликовано в советских газетах и журналах