Закончив читать, он взглянул на нее.
– Вот, значит, как, – спокойно ответила Франсес. – У него есть все основания для того, чтобы претендовать на наследие, а как вам уже известно, я не могу противиться неизбежному.
Она впервые намекнула на тот день, когда подчинилась отцовской воле. Тогда, в 1917 году, Эндрю предложил ей тайно обвенчаться. Она была еще молода, а его должны были призвать на службу во флоте.
– Мисс Найт, – он пододвинул к ней лист бумаги, – я полагаю, что вы можете оспорить решение и привести доводы в пользу того, что на момент составления завещания ваш отец был невменяем.
Но Франсес была непреклонна.
– Эндрю, пусть все будет так, как есть. У меня будет крыша над головой и достаточно средств для моих скромных нужд.
– Дело не в ваших нуждах. Дело в том, чем ваш отец отплатил вам за дочернюю верность. Если вам не нужны деньги – займитесь благотворительностью. Тогда вы потратите их с куда большей пользой, нежели какой-то там Колин Нетчбулл.
– Это невозможно. Я не хочу терять время, пытаясь добиться чего-то невозможного. Мне хватит денег на то, чтобы прожить остаток жизни достойно – и это куда больше, чем некоторые могут себе позволить.
Франсес редко о чем-то просила и почти никогда ни на что не жаловалась. Эндрю понимал, что она нуждалась в его совете и должна была осознать, что ее выбор не сулит ей ничего хорошего, и неважно, какие ошибки она совершала в прошлом. Быть может, подталкивая ее к верному выбору, подсознательно он пытался загладить свою собственную вину. Когда он получил от нее письмо, где говорилось о том, что она разрывает помолвку, он поклялся, что больше не скажет ей ни единого слова, если вообще вернется с войны живым. Но он не погиб в море и стал героем, а затем восстановился на юридическом факультете Кембриджа и стал самым успешным из практикующих юристов во всей округе.
И однажды в 1932 году в его кабинет вошел Джеймс Найт, наняв его для расследования обстоятельств гибели его сына, Сесила, которую в полиции назвали случайной. С тех пор этот угасающий патриарх поручал ему все больше и больше дел, но Эндрю Генри Форрестер не забывал о своей клятве в отношении Франсес Элизабет Найт.
Вернувшись со службы, Эндрю немало удивился, что Бенджамин Грей ничего не предпринял в отношении Франсес. Но в 1918 году тот был без ума от обворожительной ученой из лондонского Королевского колледжа. Близился конец учебы, благодаря которой его не призвали в армию. Эндрю хорошо знал Бена – тот обладал могучим интеллектом, был заботлив, но, как и любой мужчина, имел недостатки – в его случае это был комплекс спасителя. Эндрю, наряду с Франсес, предпочел быть мучеником, и долгие годы они не только избегали друг друга, но и не вступали в отношения с кем-то еще. Но с недавних пор, когда здоровье старика Найта стало стремительно ухудшаться, жизнь Франсес и Эндрю стала отдаленно напоминать супружеские отношения – они иногда обедали вместе, прогуливались по семейным владениям, обсуждая, что можно улучшить, и выполняли любой стариковский каприз.
Поэтому сейчас он с таким вниманием отнесся к ее словам о том, что борьба бесполезна. Не было ли ее решение неотъемлемо связано с тем, что после смерти отца она наконец обрела независимость? По мнению Бена, Эндрю винил Франсес в том, что она полностью подчинилась воле отца, но женщина, на которую он смотрел сейчас, была совершенно иной. Ее окружал ореол спокойствия, как будто бы она поняла, на кого можно полагаться. На что еще может надеяться любой из нас, как не на тех, кому можно довериться в трудный час, с кем можно разделить и радость, и горе? Она была единственной дочерью старика Найта и должна была относиться к нему с почтением, но в глубине души подозревала, как он на самом деле относится к ней. Теперь в притворстве не было нужды. Она была свободна, хоть и много выстрадала.
– Что ж, если вы настаиваете, я отвечу на письмо поверенного мистера Нетчбулла-Хьюгессена, и последний нанесет вам визит. В ближайшее время он заявит о своих правах и выкинет вас из усадьбы, едва лишь суд решит дело в его пользу. Адвокат у него чрезвычайно щепетильный, и я уверен, что он вскоре соберет все необходимые доказательства.
– Хорошо. Эви уже помогает мне собирать вещи. Она настаивает на том, что из библиотеки нужно забрать какие-то книги, ради моего блага и блага нашего общества. С этим могут быть какие-то трудности?
– Не обязательно, но вам следует как можно скорее прибегнуть к услугам оценщика имущества – тогда попечители смогут предложить Нетчбуллу-Хьюгессену выкупить библиотеку и, возможно, коттедж. Но я не смогу выступить в качестве оценщика, равно как и воздержусь от участия в собрании общества и голосовании. Попечители фонда сами смогут договориться с наследником.
– Когда он может приехать?
– В любое время. – Эндрю выжидающе смотрел на нее.
– Может быть, тогда нам стоит назначить внеплановое собрание общества? Сообщить о том, что появился возможный наследник, проголосовать за то, чтобы выкупить у него книги и коттедж, если он вдруг захочет поскорее все продать?
– Сперва нужно все оценить. Думаю, с этим может помочь Ярдли, хотя его репутации может быть нанесен урон, если, поспешив, он не сделает все досконально.
– Тогда у меня хорошие новости, – на губах Франсес неожиданно заиграла улыбка. – Эви уже составила каталог библиотечных книг, передав его Ярдли.
– Вы, должно быть, шутите.
– Вовсе нет. Объем проделанной ею работы весьма впечатляет. На это у нее ушло два…
Эндрю поднял руку в знак тишины, и она покорно умолкла. Затем он встал, порылся в бумагах на столе и посмотрел ей прямо в глаза.
– Пусть это останется между нами, но, как ваш поверенный и ваш друг, я признаю, что юная Эви Стоун с ее ненасытной жаждой знаний опередила меня.
Глава 25
Чотон, Хэмпшир.
19 февраля 1946 года.
Внеочередное заседание общества Джейн Остен
Заседание было назначено на семь часов вечера следующего дня, в гостиной доктора Грея. На нем присутствовали пятеро: доктор Грей, Аделина, Адам, Мими и Эви.
Эндрю и Франсес воздержались от участия в заседании и голосовании. Ярдли не успевал приехать из Лондона, и в этом были определенные плюсы: Эндрю опасался, что репутация Ярдли как сотрудника «Сотбис» пострадает, если он будет вовлечен в столь любительскую оценку имущества со значительными финансовыми последствиями для всех сторон.
Таким образом, право голоса оставалось за Аделиной и доктором Греем. Трех