не в состоянии обернуться и увидеть, чем занимается Хольгер: для этого нужно было расстегнуть четырехточечный ремень безопасности. Но как это делается? Слишком хитро, времени нет. Изогнувшись как мог, он повернулся верхней частью корпуса и пригрозил:
– Спрыгнешь – застрелю!
Хольгер-1, отродясь не отличавшийся находчивостью, поразился самому себе:
– То есть вы меня убьете, не дожидаясь посадки? Любопытно, как это поможет мистеру агенту исправить его положение.
Агента А охватила бессильная ярость. Его вот-вот бросят посреди маршрута на борту воздушного судна, которым он не умеет управлять. К тому же его только что уел пилот, собравшийся покончить с собой. Агент А был готов выругаться второй раз в жизни. Он попытался чуть-чуть переместить свое наглухо пристегнутое тело и переложить пистолет из правой руки в левую – и уронил его.
Пистолет приземлился на пол позади кресла и заскользил дальше – прямо к Хольгеру, стоявшему в воздушном потоке и готовому сделать шаг наружу.
Номер первый удивился, поднял пистолет и сунул во внутренний карман. И пожелал агенту счастливо разобраться с управлением вертолетом «Сикорски-76».
– Обидно, что мы забыли инструкцию в кабинете.
Больше Хольгеру сказать было нечего. И он прыгнул. На один миг ощутив что-то вроде умиротворения. Но только на один.
Потому что в следующий сообразил, что мог бы воспользоваться пистолетом против агента.
Типичный случай, подумал Хольгер-1. В кои-то веки раз пришла умная мысль, и то не вовремя.
В ходе полета с шестисотметровой высоты к жесткой матери-земле его тело успело ускориться до двухсот сорока пяти километров в час.
– Прощай, беспощадный мир. Иду к тебе, папа, – сказал Хольгер, сам себя не слыша в воздушном потоке.
А агент А продолжал одинокий полет на борту вертолета, поставленного на автопилот, курсом строго на восток со скоростью сто двадцать узлов через Балтику, понятия не имея, как отключить автопилот и что будет, если это удастся. С запасом топлива примерно на восемьдесят полетных минут. Притом что до эстонской границы их оставалось сто двадцать. Над морем.
Агент А посмотрел на множество кнопок, лампочек и приборов. Обернулся. Дверь по-прежнему оставалась открыта. Управлять воздушным судном было некому. Этот идиот сунул в карман пистолет и спрыгнул. Суша уже уходила прочь из иллюминаторов. Ее вытесняла вода. Все больше, и больше, и больше.
За долгую службу агент не раз попадал в переделки. Он привык рассуждать хладнокровно. Поэтому он не спеша проанализировал сложившуюся ситуацию. И сам себе сказал:
– Мама!
• • •
Дом под снос по адресу Фредсгатан, 5 в Гнесте ждал сноса почти двадцать лет и наконец дождался. Началось с того, что заведующая муниципальным отделом устойчивого развития отправилась выгулять своего пса. Накануне вечером она выгнала своего гражданского мужа, имея к тому веские основания, и настроение у нее было скверное. Не улучшилось оно и когда удрал пес, догоняя бездомную суку. Все мужики стоят друг друга, что двуногие, что четвероногие.
Пришлось отклониться от обычного утреннего маршрута, и к тому времени, когда возбужденного кобеля удалось снова взять на поводок, заведующая муниципальным отделом устойчивого развития успела обнаружить, что в доме под снос на Фредсгатан, 5, похоже, кто-то живет, – в том самом доме, где, судя по данному несколько лет назад объявлению, некто намеревался открыть ресторан.
Неужели заведующую обманули? Две вещи она ненавидела больше всего на свете: бывшего гражданского мужа и когда ее обманывают. Наихудшей была, конечно, комбинация – обман со стороны бывшего гражданского мужа. Но хватало и просто обмана.
Участок считался промзоной с 1992 года, когда Гнеста вышла из состава муниципалитета Нючёпинга и обрела самостоятельный статус. Муниципальные власти собирались заняться промзоной, но руки никак не доходили. Что, разумеется, не означало, что кому угодно можно заселяться куда угодно. Кроме всего прочего, в старой гончарной мастерской на той стороне улицы, похоже, имеет место неразрешенная предпринимательская деятельность, иначе почему мусорный бак у дверей полон пустых мешков из-под гончарной глины?
Заведующая муниципальным отделом устойчивого развития была из тех, кто считал неразрешенную предпринимательскую деятельность первым шагом к анархии.
Для начала она сорвала досаду на псе, потом пошла домой, положила в миску на кухне пару кусков мяса, попрощалась с Ахиллом – который, утолив свои любовные порывы, спал теперь без задних ног, как всякий мужчина в подобной ситуации, – и отправилась на работу, дабы совместно с коллегами положить конец дикому капитализму на Фредсгатан.
Несколько месяцев спустя, когда административные и политические мельницы медленно, но верно завершили свой помол, владельца недвижимости по адресу Фредсгатан, 5, АО «Хольгер&Хольгер», уведомили, что строение согласно параграфу 15 главы второй Акта о форме правления подлежит экспроприации и сносу, а его обитатели – выселению. После публикации уведомления в государственной газете «Пост о Инрикес Тиднингар» обязанности муниципалитета считались выполненными. Но в качестве жеста доброй воли заведующая отделом и хозяйка любвеобильного кобеля позаботилась о том, чтобы в почтовый ящик каждого из потенциальных обитателей сносимой недвижимости пришло соответствующее письмо.
Оно упало в эти ящики утром в четверг 14 августа. В письме, помимо ссылок на различные параграфы, указывалось, что всем возможным квартиросъемщикам надлежит выселиться из объекта недвижимости не позднее 1 декабря.
Первой, кто его прочитал, оказалась бесновавшаяся по любому поводу Селестина. Раньше тем же утром она помахала рукой вслед своему сильно поколоченному бойфренду – тот настаивал, что отправится на работу в Бромму, несмотря на полученные накануне побои.
Теперь она разозлилась в очередной раз и ринулась к Номбеко, размахивая этим отвратительным письмом. Бессердечные чинуши выбрасывают на улицу честных простых людей!
– Ну, мы тут не то чтобы особо простые или честные, – сказала Номбеко. – Пошли в наш с Хольгером уютный уголок. Все лучше, чем стоять тут и беситься из-за всякой ерунды. Выпьем утреннего чаю, а ты, если убеждения не позволяют, кофе. И обсудим ситуацию – тихо и спокойно.
Тихо и спокойно? Когда наконец – наконец-то! – появилась та баррикада, на которую можно выйти? Номбеко с Хольгером могут хлебать свой сраный чаек в своем гребаном уютном уголке, а она начинает свой протест! Вставай, проклятьем заклейменный!
И, скомкав письмо, юная злюка, разозлившись (а как иначе?), выбежала во двор, свинтила ворованный номерной знак с красного грузовика Хольгера и Хольгера, села за руль, завела мотор и, дав задний ход, заблокировала арку – единственный путь, по которому можно было попасть с Фредсгатан во двор и на склад. Потом поставила машину на ручник, вылезла через окно из кабины, швырнула ключи от машины в колодец и проколола все четыре колеса, так что теперь уже с гарантией никто не мог ни