— Это все ложь, Адель.
Как бы мне хотелось, чтобы все было так. Так просто.
— У него выдался тяжёлый год. Бизнес, отец, проблемы в академии. Ты же знаешь.
— О, замолчи уже! — буквально выкрикнула я.
— Север тебе не изменял. Даю слово.
Я усмехнулась.
— Настолько уверен в нем, что готов рисковать своей репутацией? Или мужское слово ничего не стоит нынче?
Голос Антона был как сталь.
— Мое стоит, будь уверена.
— Тогда что это, черт возьми? Ваша идиотская мужская солидарность? Прикрыть другу спину? Так это называется?
— Нет, — спокойно ответил он. — Я не оправдываю его. Но я знаю как себя, поэтому ручаюсь. И да, настолько доверяю, что поставлю за него свое слово.
— Может еще и жизнь за него отдашь? — не выдержала я.
— Если понадобится.
Как же он меня раздражал в эту минуту. Хотелось подойти и ударить по лицу со всей силы. Лишь бы не слышать этих вечных мужских оправданий.
— Как вы меня достали, оба! — не выдержала я, закрывая лицо руками. Чувствуя, что еще немного и расплачусь. Я не могла этого себе позволить. Только не в такой день.
В тишине пустого класса раздался глухой стук шагов, а потом Антон притянул меня к себе, обнимая. И я разрыдалась. Вся боль и горечь последних недель вырвалась наружу, проливаясь слезами на его белую рубашку.
— Прости, Адель, — произнес он тихо, как будто извинялся за что-то одному ему известное. — Я клянусь, Север не хотел тебя обидеть.
Я протянула руку, медленно снимая с него очки.
— И где он? — спросила тихо. — Почему ты, а не он здесь, Тони?
На этот раз Антон не отвернулся. Он смотрел мне прямо в глаза. А потом коснулся большими пальцами щек, стирая слезы.
Его руки были грубыми, почти всегда перемотанными шершавым лейкопластырем. Но прикосновения нежными, будто держал в руках хрустальную вазу.
Он тяжело сглотнул. Его кадык дернулся.
Не отпуская, я погладила его плечи, чувствуя, как от прикосновения мышцы напрягаются под ладонями. Подняла руку и прошлась кончиками пальцев по широкому шраму на лице. Ты наверняка был очень красив, Тони. И вдруг поняла, он и сейчас красив.
А мне больно.
— Почему ты здесь? — повторила я свой вопрос, скользя ладонью вниз по его груди, облаченной в белую рубашку. — Ты говорил, я могу полагаться на твое слово. Так ответь. Правду. Я тебе нравлюсь? Как девушка?
Я знала, что не имела на это права. Что просить его выбирать между собственными желаниями и дружбой, проверенной кровью и временем, когда к тому же это не метафоры вовсе, – крайняя степень жестокости. Но я знала, в эту секунду он выберет меня.
Его ответ прозвучал в тишине словно выдох.
— Да.
Еще минуту назад он по-братски гладил меня по голове, успокаивая. Сейчас же его пальцы опустились на мой затылок.
Я обвила руками его талию, подняв глаза. Медленно облизнула губы, не без удовольствия заметив, как от этого жеста нервно дернулся его кадык.
Я хотела, чтобы меня любили. Я хотела оказаться на первом месте. Я хотела видеть, как мужчина сходит с ума.
В его же глазах буквально горел огонь. Но он никогда бы не позволил ему вырваться наружу. И я поцеловала его сама. Умирая от внутренней боли, желая разделить ее с тем, кто всегда готов эту боль вынести.
Все, что требовалось — сделать шаг. Позволение прикасаться так, как он никогда ко мне не прикасался. И вот, теряя рассудок и самообладание, он целовал меня настолько яростно, будто не касался ни одной девушки все эти годы. Как будто никак не мог насытиться.
Это было неправильно. Но так невообразимо горячо, что я не могла остановиться.
Вмиг я оказалась прижатой к столу. Его рука грубо обрисовала бедро, скользнув ниже, сжимая в кулаке ткань платья. По коже побежали мурашки, и он подался вперед, прихватывая мою нижнюю губу во влажном укусе. Таком, что с языком, с горячим дыханием, с шипящей тоской, с жёсткими руками, сжимающими бедра.
Я коснулась кожаного ремня, оттягивая. Антон сгреб мою юбку в кулак и подтянул к себе, обреченно выдохнув в губы:
— Адель. Что ты творишь?
— Скажи, ты меня хочешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Безумно.
А большего мне знать было и не надо. Я не любила мужчин сравнивать. Но впервые чувствовала себя настолько красивой, любимой, желанной… единственной. Вопреки всякой рациональности, обстоятельствам и предначертанному выбору. Зная, что не выбрала б его тогда, не выбирала сейчас и не выбрала бы завтра, но сейчас, в эту минуту, это не имело значения.
Я потянулась к его губам снова, но он вдруг отстранился.
— Постой, Адель. Нет.
Меня словно окатило ушатом ледяной воды.
— Я не стану спать с тобой.
Слова ударили как пощечина.
Возвращая меня назад, в темный бальный зал.
Ты не нужна. Никому. Никому.
И он тоже? Снова?
— Да что с вами всеми такое? — не сдержавшись, выкрикнула я. — Почему? Что опять не так?
Но вместо того, чтобы оправдываться, он коснулся своей шершавой ладонью моей щеки и тихо ответил:
— Потому что я люблю тебя. И хочу тебя всю. Полностью. И навсегда.
Тишину разорвал мой шумных вдох, а потом звон пощечины.
— Не смей говорить так! Ты не имеешь права!
Антон не пошатнулся ни на миллиметр. Щека, на которую пришелся удар, покраснела, но взгляд его оставался тем же — уверенным.
— Потому что я люблю тебя, — повторил он.
Вторая пощечина хлестко опустилась на то же место.
— Никогда, — зашипела я. — Ни единого раза за полтора года он не говорил мне этих слов. А ты считаешь, что можешь разбрасываться ими вот так просто? Как будто они ничего не значат?
Но ответ я услышать не успела.
— Какая прекрасная картина, — донесся знакомый глубокий голос, обдавая спину словно кипятком.
Мы с Антоном одновременно обернулись. Взгляд Виктора скользнул по моим губам, на которых бесстыдно размазалась помада:
— Я могу объяснить.
Север поднял руку, негласно затыкая мне рот.
— Уйди, — строго приказал он. — С тобой я разберусь позже.
— Но… — мне не дали договорить.
«Иди», — взглядом подсказал Антон, снова спрятав глаза за очками, и я оставила их один на один.
Теперь слезы было не сдержать ничем.
… Это проклятие обладать тем, кого жаждет каждая в этой академии.
Глава 45 - Худший друг
СТРАЖ
Он толкнул меня к стене, но удар не был сильным. Север сдерживался. Слишком хорошо я знал его, чтобы это не понять.
«Выплеснуть боль. Но не причинить вред».
— Как давно? — спросил он.
— Что именно?
— Как давно ты влюблен в нее?
— Послушай… Какая разница…
— Скажи уже наконец, черт тебя дери! — заорал он.
— Год, — с горечью проговорил я. — Плюс минус.
— Великолепно, — выдохнул Север, принявшись расхаживать по комнате. Мне хотелось сказать, что если б это можно было, изнутри, как-то из себя выдавить, вырвать, вытравить, я бы сделал. Взамен же сам начал нападать:
— Ты думаешь, я хотел? — выкрикнул я, ощущая в груди столько, что всех эмоций не вместить. — Считаешь мечтал когда-нибудь о подобном?
Север схватил меня за воротник, встряхивая. На секунду показалось, он готов меня убить.
— Сними очки, — прошипел он, не разжимая пальцев.
Я медленно убрал их с лица и засунул в карман. Глядя Северу прямо в глаза.
Туда, где от прежней ненависти не осталось и следа. Она как костер, в который плеснули ведро воды. Только дым и пепел над обугленными обломками.
— Как я могу, а? — почти шепотом произнес он, пробегая взглядом по моим шрамам. — Как я могу разбивать твоё лицо после случившегося?
Я опустил взгляд.
— Ты имеешь полное право меня ненавидеть.
— Знаешь что, Тон, засунь в жопу свою ненависть, — оттолкнул он меня. — Я видеть тебя не могу!
— Я уйду, если скажешь. Просто хочу, чтоб ты знал. Я люблю ее. И поверь, ненавижу себя больше, чем кто бы то ни было.
Север резко развернулся, проводя ладонью по лицу, а потом со всей дури рубанул кулаком в стену.