Парень стянул маску.
Из собранных на затылке в пучок волос вырвались пара прядей.
Нет! Только не снова!
Развернувшись, я понеслась к раздевалке так быстро, как могла, но все равно услышала позади шаги.
— Диана, подожди.
Я закрыла глаза, понимая, что все равно не смогу избегать этого разговора вечно.
— Дай мне две минуты, — Север подошёл, вставая напротив, глядя на меня сверху, чуть нахмурившись, до привычной морщинки между бровей.
Я раздражённо спросила:
— Чего тебе?
Мы смотрели друг на друга в упор, но на этот раз я точно знала, что выиграю и эту битву.
— Поговорить.
Я покачала головой.
— Извини, нам не о чем.
Неожиданная, казалось бы давно закопанная обида, снова полоснула по сердцу. Я попыталась уйти, но Север тоже сделал шаг в сторону, преграждая дорогу.
— Ты бегаешь за мной? — спросила я, прищурившись.
Север усмехнулся.
— Всё ещё обижаешься.
— Не льсти себе, — ответила я. — Единственное, чем ты меня обижаешь, так это своим присутствием. И тем, что оскверняешь собой единственное место, которое я люблю. И единственное дело. И да, шпагу ты держишь отвратительно.
— Послушай...
Я вскинула кисть, упирая острие собственной ему в горло.
— А теперь отойди!
— Хорошо, хорошо, — поднял он руки ладонями вперед, сдаваясь. — На самом деле я пришёл не только поговорить. Хотел отдать тебе это.
Он протянул свою рапиру эфесом вперед.
— Зачем она мне? — Я хотела с размаху ударить по его руке, но замерла. На гарде, прямо у рукоятки, причудливо переплетаясь, блестела вязь из букв. «АС». Александр Савин.
Протянув руку, я приласкала рапиру пальцами. Словно к прошлому прикасаясь.
«Зачем ты наносишь на неё свое имя? — рассмеялась я, усаживаясь на низкую скамью и вытягивая ноги. — На соревнованиях они ломаются быстрее, чем краска засохнуть успеет.
Александр макнул тонкую кисточку в серебристую эмаль.
— Во-первых, мы перестанем их путать.
Я закатила глаза.
— Когда мы их путали, Савин?
— Во-вторых, когда будем далеко, — он широко улыбнулся, касаясь моего колена кончиком рапиры, — я просто отдам ее тебе. И ты будешь знать, что я всегда рядом. Что я с тобой...»
Я с тобой…
Голосом слабым, как будто силы до дна выкачали, я прошептала:
— Откуда она у тебя?
На лице Севера не отражалось ни единой эмоции, но в голосе была слышна глухая тоска.
— Я ездил домой. Думаю, он бы хотел, чтобы она принадлежала тебе.
Я зажмурилась до рези в глазах. Попыталась вдохнуть, но не нашла воздуха.
Было бы куда проще, поделись мир на черное и белое. Не пришлось бы разрываться, пытаясь отыскать в чужом сердце правду. Потому что с некоторыми это слишком сложно...
— Я еще кое-что хотел отдать.
Он протянул мне белую карточку, пятую по счету, только на этот раз на ней было написано «Прости».
— Переверни, — попросил Север.
«Кофе?» — было сказано на обороте.
— Пожалуйста, — добавил он, улыбнувшись краешком рта. Это была коварная улыбка. Крайне.
И я понимала, что снова падаю — попадаю в очередную ловушку.
А все, что мне нужно — вернуться домой, завернуться в плед и, сидя на подоконнике, греть ладони о чашку с горячим шоколадом. А если заесть все пирожным, то вообще замечательно.
— Не думаю, что это хорошая идея. Честно, мне «тебя» по горло хватило. Если еще хоть раз с тобой увидят, на завтра мне придется от твоих поклонниц отбиваться палкой. Может конечно это звучит не так уж и плохо, и может быть даже весело, но нет, Северов, хватит.
Видимо, моя речь его повеселила, потому что на лице мелькнула тень улыбки. Я проигнорировала волну дрожи, что она вызывала. Желая, чтобы она была отвращением. Вот только сравнив, понимала, это не оно.
— Конец дня. В коридорах уже никого, — произнес Виктор.
— Всегда найдется кто-то. Тебе ли не знать?
Наклонив голову, он надел маску обратно и протянул руку. Ту, что не была скрыта перчаткой.
— А если никто не узнает? — спросил он.
Мы сидели в крошечном кафе в центре. Пахло можжевельником и корицей, а за окном чадили фонари.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Зал был практически пуст. Лишь несколько фрилансеров корпели за ноутбуками, да пара влюбленных обнималась в углу. Но им не до кого явно не было дела. Даже до нас, до безумия странных, сбежавших с тренировки фехтовальщиков, все еще в белых костюмах. Таких же белых, как не долетающий до земли снег, тут же переходящий в дождь.
— Так почему именно пес? — спросила я, кивнув на серебристую рукоятку трости, что вместо шпаги привычно сжимал Виктор.
После нашего поединка Север снова стал прихрамывать, от чего я ощущала слабый укол вины где-то под ложечкой. Но с другой стороны, не я же устроила весь этот маскарад с переодеваниями.
— А почему нет?
— Потому что не напоминает тебя, — пожала я плечами. — Я бы другую выбрала.
— Ты меня не знаешь.
Слишком мягко. Слишком интимно. По рукам побежали мурашки от бархатного голоса. За время, прошедшее с нашего выхода в клуб, я уже успела позабыть каково это. Позабыть многое. Я не хотела искать скрытый подтекст там, где его никогда не было, но почему-то именно он мне все время и мерещился.
— Почему ты до сих пор хромаешь? — осмелилась я, рассматривая пальцы его левой руки, оплетающие рукоять трости. Длинные, аристократичные в такой степени, которая и не снилась даже королям.
— Замена коленного сустава. Тяжелая реабилитация. Очень долго не хотела эта металлическая дрянь со мной сживаться.
— И это навсегда?
— Надеюсь, нет.
Официантка поставила передо мной большую чашку капучино с корицей и кусочек вишневого пирога. А перед Севером черный кофе.
— Значит, ты тоже занимался фехтованием, — спросила я, помешивая ложечкой пышную пенку.
— Совсем немного, — ответил он. — Я, как и брат, начинал у твоего тренера. Так что… можешь считать его моим сообщником.
Я против воли нахмурилась.
— Северов, ты заставишь перестать верить во все человечество. — Вышло слишком едко, но мне не хотелось смягчать, ведь он сам разрешил задавать ему любые вопросы. — Скажи, остались ли в этом мире люди, которых ты не смог бы купить?
Он откинулся на спинку стула. Лениво, но не спуская с меня глаз.
— Ты ошибаешься, — ответил совершенно спокойно. — Большинству плевать на деньги.
— А на что не плевать?
— Уважение. Валюта гораздо труднее зарабатываемая. А твой тренер меня знает с тех лет, с каких я сам себя плохо помню.
— Видел бы он тебя в момент нашего поединка, — не скрывая улыбки, произнесла я. — Устыдился бы.
— Да ладно, — отмахнулся Север. — Для того, кто не занимался почти тринадцать лет я был не плох.
— Снова себя нахваливаешь?
— От тебя ведь не дождешься.
Я покачала головой, поболтав ложкой в собственном кофе.
— Привык, что тебя все любят?
Север сделал глоток.
— Считаешь такое возможно?
— А разве нет? Взять тебя. Если не восхищаются, то завидуют. Если не завидуют, то уважают. Если не уважают, то боятся.
Север ухмыльнулся.
— А тебе не приходило в голову, какова цена? Разве ты сама не считала пару недель назад, что все это просто свалилось мне на голову?
— Разве не этого ты добивался? — парировала я. — Чтобы все выглядело именно так.
— Возможно, — пожал он плечами. — Но вряд ли кто-то в академии представляет, чего все это стоит.
Я не сдержалась:
— И чего же?
— Одиночества.
Мы замолчали.
Даже люди в кафе как будто притихли, ожидая от кого-то из нас нового хода. И почему мне казалось, что я проиграла эту партию?
Я глубоко вздохнула, набираясь смелости.
— Почему? — спросила неуверенно. — Почему ты рассказываешь об этом именно мне?
Я думала он переведёт тему или просто отшутится, но Виктор ответил максимально прямо:
— Меня восхитила твоя преданность. Это качество, которое в наше время очень сложно встретить. А еще не безразличие. Ты так отчаянно пыталась дорваться до правды с этими карточками…