— У меня нет черной шляпки, — сказала Кристин. Казалось, она вот-вот расплачется.
— Старику было бы приятно видеть вас такой, помните, как он любил трогать ваши волосы?
Бережно поддерживая Кристин под локоть, Бак подвел ее к фургону.
— Разве это далеко?
— Вообще-то не очень, но в таком состоянии вам туда не дойти пешком. Мы поедем в фургоне.
Он подсадил ее, потом запрыгнул сам. Когда фургон проехал мимо флигеля и загонов и выехал на зеленую равнину позади хозяйственных построек, они увидели индейцев. Несколько женщин, бросив свои дела, смотрели на них. На траве между двумя вигвамами играли двое малышей. Тут же, прислоненная к шесту вигвама, стояла деревянная доска-колыбель (Индейцы использовали в качестве колыбели плоскую деревянную доску, к которой привязывали младенцев).
Кристин помахала женщинам рукой, но те никак не отреагировали, только молча смотрели на нее.
— У них что, не принято приветствовать соседей?
— Они просто относятся к вам… несколько настороженно.
— Почему? Я такая же женщина, как и они.
— Они стесняются. Вряд ли им доводилось видеть женщин с такими волосами, как у вас. А еще… я думаю, они втайне восхищаются тем, как вы держались, когда Быстрый Бег собирался отрезать вашу косу.
— Я смогла выдержать это только потому, что со мной были вы. Фургон подпрыгивал по неровной земле прерии, трава была такой высокой, что почти наполовину скрывала колеса. Ноги Кристин и Бака свисали и рассекали траву. Джилли правил к одинокой сосне па вершине холма. С первыми лучами солнца Бак и Джилли уже побывали там и подготовили последний приют для Ярби Андерсона.
— Почему вы выбрали именно это место?
— Его выбрали еще до нас. Вскоре после моего появления на ранчо мы обнаружили на этом холме маленькую могилку, засыпанную камнями. По-видимому, какой-то поселенец похоронил там ребенка. Спустя несколько лет мы: похоронили там погонщика, а вскоре после этого — одного неизвестного мужчину, которого копь принес в седле уже мертвым. Мы так и не узнали, кто его застрелил и как он ухитрился удержаться в седле. Вероятно, парень держался до последнего, чтобы только не умереть одному в горах.
— А тот погонщик, он был индейцем?
— Нет. Сиу сами заботятся о своих покойниках. Этот парень был бродягой, который мотался по свету и работал за пропитание где придется. В то время мы еще не могли себе позволить нанимать постоянных работников из индейцев.
— Кажется, вы хорошо ладите с индейцами.
— Да, вообще-то они неплохие люди, просто хотят жить по-своему, следовать своим традициям. Но и среди них всякие попадаются, как и среди белых.
— Расскажите мне о дяде Ярби… каким он был раньше.
— Ярби был маленький, жилистый и юркий, всегда спокойный, добродушный. А в работе мог заткнуть за пояс и более сильного мужчину, отличный был работник. Я уже в шестнадцать был и выше, и крепче Ярби, но мне стоило немалого труда поспевать за ним. А еще он мог часами рассказывать байки, и хотя я знал, что он сочиняет, все равно слушал раскрыв рот и не хотел, чтобы история кончалась. — Бак посмотрел Кристин в глаза. — Это из его рассказов я узнал о жизни за пределами Монтаны.
Бак почувствовал угрызения совести: лучший друг лежит в гробу у него за спиной, а он наслаждается обществом Кристин. Он никогда не отличался разговорчивостью, привык держать свои мысли при себе, но с Кристин было так легко говорить, что слова лились сами собой.
— Когда я встретил Ярби — вернее, когда он меня нашел, — я почти не умел читать. Он подсовывал мне под нос газеты, книги, каталоги, даже плакаты о розыске преступников и заставлял читать, пока в конце концов я не освоил грамоту настолько, что мне понравилось это занятие.
Фургон остановился. Бак спрыгнул вниз и, обхватив Кристин за талию, опустил па землю. Солнце светило вовсю, в кроне сосны шелестел ветерок. Мужчины уложили рядом с могильной ямой веревки и опустили на них гроб.
— Пожалуйста, похороните его лицом на восток, — попросила Кристин.
Гроб осторожно повернули. Бак и Джилли медленно опустили его в могилу, выдернули веревки и отошли в сторону. Кристин раскрыла Библию, и мужчины сняли шляпы.
Встав у изголовья могилы, Кристин прочла отрывок из Писания, закрыла книгу и, прижав ее к груди, тихим дрожащим голосом произнесла слова молитвы. Закончив, она обратила лицо к небу и запела духовный гимн.
Девушка смотрела на небо и потому не замечала, что в глазах стоявшего рядом с ней высокого темноволосого мужчины были слезы.
В ярком солнечном свете ее волосы напоминали сияющий нимб; вокруг шелестела на ветру высокая трава. Чистый голос Кристин был полон любви и боли — голос этот разносился над землей, как песня птицы. Бак никогда еще не слышал ничего более прекрасного. Даже Джилли слушал Кристин с изумлением и благоговением.
Песня кончилась. Воцарилась тишина. Кристин, наклонившись, захватила пригоршню земли и бросила на крышку гроба. Потом отошла в сторону; она молча смотрела, как Бак и Джилли засыпают могилу. Казалось символичным, что именно в это время из ближнего леса донесся жалобный крик одинокой голубки.
Бак убрал лопату в фургон и встал рядом с Кристин.
— Мы привезем камней и устроим могильный холм.
— Как вы думаете, можно сделать надпись? — Она посмотрела по сторонам. — Другие могилы остались безымянными.
— Я выжгу его имя на доске.
— Когда-нибудь надо посадить на его могиле цветы.
— Вы можете сделать это весной.
Похоже, никто из них не сомневался, что весной она все еще будет на ранчо. Джилли забрался на козлы. Бак снова усадил Кристин на заднюю скамью.
— Теперь, что бы здесь ни произошло, — сказала она, — дядя Ярби все равно навсегда останется на земле «Аконита».
Остаток дня прошел в странной тишине. Девушка приготовила обед. Сидя за столом, мужчины почти не разговаривали; каждый из них за время обеда произнес два-три слова, не более, ни одно из них не было обращено непосредственно к Кристин, за исключением «спасибо» после обеда. Убирая со стола, Кристин увидела в окно, что Джилли уезжает. Рядом с повозкой на пятнистом пони ехал один из индейцев-гуртовщиков.
Кристин нахмурилась: заниматься обыденными хозяйственными хлопотами в день похорон близкого человека? Дома, в Ривер-Фоллз, такой день был бы посвящен воспоминаниям, а из домашних дел выполнялись бы только самые насущные.
Побродив некоторое время по опустевшим комнатам, девушка накинула шаль и вышла из дома. Она прошла к загону, в котором содержалось не менее дюжины лошадей. Здешние — высокие, тонконогие — казались Кристин дикими и совсем не похожими на крепких откормленных животных, к которым она привыкла в Висконсине. Пока Кристин, прислонившись к изгороди, наблюдала за лошадьми, по загону расхаживал какой-то индеец с волосами до плеч и кожаной ленточкой на голове. Он был невысокого роста, с кривыми ногами, все лицо — в шрамах; Кристин даже приблизительно не могла определить его возраст. Набросив веревку на шею одной из лошадей, индеец вывел ее за ворота, потом уцепился за гриву, вскочил на спину лошади и ускакал.